Бунгало Сэмпсона возвышалось над окружающими, участок тоже был больше других. Дверь оказалась распахнутой, и, пройдя через холл с неудобными, по виду испанскими, креслами, мы попали в просторную комнату с высоким потолком, обитым дубом. На диване перед холодным камином склонился над телефонным справочником Аллан Тэгерт.
– Хотел позвонить приятелю, – объяснил он, взглянув с улыбкой на Миранду. – Мне ведь все равно придется болтаться здесь.
– Я думала, что ты собираешься остаться со мной, – проговорила девушка неестественно высоким голосом.
– Вот как?
Я оглядел помещение. Оно было солидно обставлено и полностью лишено индивидуальности, подобно большинству комнат в отелях.
– Где ваш отец держит личные вещи?
– Наверное, в спальне. У него тут мало припасено: только несколько смен белья.
Миранда показала мне дверь по другую сторону холла и включила свет.
– Господи, что же он сотворил!
Комната была двенадцатигранной, без окон, освещаемая скрытым красным светом. Стены от пола до потолка затягивала красная драпировка. В центре стояла громадная кровать и массивное кресло. Их покрывал такой же темно-красный материал. Но венцом всему служило круглое зеркало на потолке, повторявшее комнату, только вверх ногами. Мое сознание погрузилось в красный туман, и я нашел подходящее сравнение: бордель в неаполитанском стиле, куда я случайно попал однажды в Мехико.
– Не удивляюсь, что он пил, если ему приходилось здесь спать, – заметил я.
– Прежде тут было не так, – сказала Миранда. – Он все переделал.
Я обошел комнату. Каждую из двенадцати панелей украшал золотой знак Зодиака – Овен, Телец, Близнецы и девять остальных.
– Ваш отец увлекался астрологией? – спросил я.
– Да, – смущенно ответила девушка. – Я пыталась с ним спорить, но ничто не помогло. Конечно, он сильно изменился после гибели Боба, но я не думала, что его отчаяние зайдет так далеко.
– А консультанта-астролога он себе выбрал? – поинтересовался я. – Их теперь полным-полно.
– Не знаю.
За занавеской я обнаружил гардероб, битком набитый рубашками, брюками и костюмами, начиная с тех, что используются для игры в гольф, и заканчивая вечерними. Я тщательно обследовал карманы. В одном пиджаке оказался бумажник, заполненный кучей двадцатидолларовых банкнот и некоей фотографией.
Я поднес ее к лампочке, освещавшей внутренность шкафа. На фото было запечатлено лицо прорицательницы с грустными черными глазами и полным усталым ртом. Лицо обрамляли темные волосы, прямо спадавшие на высокий воротник черного платья, переходящего в искусственную тень по краям снимка. В углу красовались белые буквы, написанные женской рукой:
«Ральфу от Фэй с благословением».
Где-то я видел это лицо с меланхоличными глазами. Бумажник я сунул обратно в пиджак, а карточку оставил себе.
– Смотрите, – сказала Миранда, когда я вернулся в комнату.
Она лежала на кровати, ее юбка задралась выше колен, тело точно пылало в красном свете. Она закрыла глаза и спросила:
– О чем вас заставляет думать эта сумасшедшая комната?
Ее волосы походили на горящий факел, обращенное вверх лицо было замкнуто н безжизненно. Девушка полыхала, подобно жертве на алтаре язычников.
Я подошел и положил руку ей на плечо. Кровавый свет пронизал мою кисть, напомнив, что у меня есть скелет.
– Откройте глаза, – сказал я.
– Ну как, понравилось. Жертва на языческом алтаре. Похоже на Саламбо.
– Вы слишком много читаете, – заметил я.
Моя рука покоилась на ее плече, ощущая загорелое тело. Миранда повернулась и притянула меня к себе. Я почувствовал на щеке ее горячие губы.
– Что здесь происходит? – спросил Аллан, появляясь в дверях.
В красном свете он казался холериком, но улыбался своей обычной полуулыбкой. По-моему, происходящее ему нравилось.
Я встал и одернул пиджак. Мне ситуация не нравилась совсем. Я давно не прикасался ни к чему столь свежему, как эта девушка. Она заставила бежать кровь по моим жилам с быстротой лошади на скачках.
– Что у вас такое твердое под пиджаком? – громко спросила меня Миранда.
– Кобура.
Я достал снимок темноволосой женщины и обратился к ним обоим:
– Вы никогда ее не видели? Она подписалась «Фэй».
– Я – нет, – заявил Аллан.
– Я тоже, – вторила ему Миранда.
В глазах ее сияла торжествующая улыбка, адресованная Аллану, точно она выиграла сражение.
Девушка использовала меня, чтобы вызвать у него ревность, и я разозлился. Да еще красная комната раздражала. Она была подобна внутренностям больного мозга, без глаз, чтобы выглянуть наружу, с одним только перевернутым изображением.
Я вышел на улицу.
Я надавил кнопку звонка, и в ту же минуту в переговорной трубке прожурчал приятный женский голос:
– Кто там?
– Лу Арчер. Морис дома?
– Да, поднимайтесь наверх.
Она включила механизм, открывающий входную дверь, и подождала, пока я заберусь по лестнице, – полная, увядшая блондинка, счастливая вдвоем замужестве.
– Давно не виделись.
Я вздрогнул, но она ничего не заметила.
– Морис все утро провел на службе. И теперь только еще завтракает.
Я взглянул на часы: половина четвертого. Морис Крэм, ночной репортер и обозреватель, работал с семи вечера до пяти утра.