Она трезво взглянула на меня. Я поднял бокал.
– За дружбу на другом уровне.
Пока Фэй пила, я показал официантке два пальца. Вторая порция доконала Фэй. Лицо ее утратило всякое выражение, отупевшие глаза не мигали! Нижняя челюсть отвисла, багровые губы контрастировали с бледно-розовым языком. Она с трудом закрыла рот и прошептала:
– Я неважно себя чувствую.
– Сейчас отвезу тебя домой.
– Ты хороший.
Я помог ей подняться. Официантка придержала дверь, соболезнующе улыбнулась Фэй и коротко взглянула на меня. Фэй, согнувшись, как старуха, спотыкаясь на заплетающихся ногах, побрела по тротуару. Я поддерживал ее. Так мы добрались до машины.
Запихнуть ее в кабину оказалось так же непросто, как засунуть туда мешок с углем. Она ткнулась головой в угол между дверцей и спинкой сиденья. Я завел мотор и покатил в Пасифик-Палисадс.
Движение пробудило ее.
– Поедем домой, – тупо пробормотала она. – Ты знаешь, где я живу?
– Ты говорила.
– Утром надо приниматься за нудную работу. Чепуха, я не заплачу, если вылечу со студии. У меня имеется другое занятие.
– Ты вообще похожа на деловую женщину, – поощрил я ее.
– Ты – хороший, Арчер. Позаботился о такой старой ведьме, как я. Я тебе разонравлюсь, когда скажу, как зарабатываю деньги.
– Можешь на меня положиться.
– Но ведь я не скажу!
Она рассмеялась распущенно и безобразно. Мне почудилось в ее смехе издевка, но, возможно, я ошибался.
– Ты такой замечательный парень.
«Да, – подумал я. – Настоящий американец, всегда готовый протянуть руку помощи леди, упавшей лицом в грязь».
Леди снова замолчала и больше уже не промолвила ни слова. Это была долгая поездка по полуночному бульвару с бесчувственным телом Фэй на заднем сиденье. В пятнистом платье она походила на спящее животное – леопарда или дикую кошку, – отяжелевшее от старости. В действительности она была не так стара: ей стукнуло лет пятьдесят, не больше, но эти насыщенные годы отмечали тяжелые воспоминания. Она многое рассказала о себе, но совсем не то, что мне требовалось, и я слишком устал, чтобы продолжать в том же духе. Но одну вещь я твердо знал: она представляла собой неподходящую компанию для Сэмпсона или другого неосторожного мужчины. Ее партнеры были опасными людьми. И если с Сэмпсоном что-то случилось, она наверняка в курсе этого или будет в курсе позже.
Она уже очнулась, когда я подкатил к ее дому.
– Поставь машину на подъездной дороге. Сделаешь, голубчик?
Я все сделал и помог ей подняться по ступенькам к двери. Там юна вручила мне ключ.
– Отпирай. Мне надо подумать, что бы такое выпить.
– Ты считаешь это нормальным? А твой муж?
Смех заворчал в ее горле.
– Мы не живем уже четыре года.
Я последовал за ней в прихожую. Она была полна темнотой, запахами мускуса и алкоголя, наполовину животными, наполовину человеческими. Я ощутил под ногами навощенный пол и подумал, что теперь не удивлюсь, если она упадет. Но Фэй передвигалась в своем доме с точностью слепого. Мы вошли в комнату слева, она включила свет.
Это помещение совершенно не напоминало сумасшедшую красную спальню Сэмпсона. Оно было просторным и веселым, даже когда за венецианскими окнами чернела ночь. Солидная комната среднего класса, с репродукциями постимпрессионистов на стенах, со встроенными полками и книгами на Них, с радиопроигрывателем и шкафчиком для пластинок, с камином из глазурованного кирпича и массивным, изогнутым диваном. Необычно выглядел только рисунок на обивке дивана и кресла под лампой: изумрудно-зеленые тропические растения под белым пустынным небом и одинокие глаза между ветвей. Рисунок изменялся, пока я глядел на него: глаза исчезали и вновь появлялись. Я уселся на них.
Фэй стояла возле портативного бара, расположенного за камином.
– Что ты будешь пить?
– Виски с водой.
Она принесла мне бокал. Половина содержимого расплескалась по пути, оставив цепочку темных пятен на светло-зеленом ковре. Фэй пристроилась рядом со мной, погрузившись в мягкие подушки. Ее голова склонилась и приютилась на моем плече. Я увидел несколько, серо-стальных прядей, оставленных парикмахером, чтобы волосы не выглядели крашеными.
– Никак не придумаю, чего мне выпить, – захныкала она. – Не дай мне упасть.
Я обнял ее одной рукой за плечи, по ширине не уступающие моим, Она крепко прижалась ко мне. Я чувствовал, как постепенно замедляется ее дыхание.
– Только не пытайся ничего делать со мной, дружок, а то я умру. Как-нибудь в другой раз…
Ее голос был кроток, словно у девушки, но в то же время неясен, расплывчат, как и юные искорки в глазах.
Они закрылись, на левом веке слабо бился пульс. Бахрома темных, изогнутых ресниц – остаток молодости и красоты – подчеркивала окончательность их гибели. Фэй легко было пожалеть, когда она спала.
Чтобы убедиться в этом, я осторожно приподнял ее, веко. Мраморное глазное яблоко глядело своей белизной в никуда. Я высвободил руку и Фэй откинулась на спину. Ее грудь свесилась набок, чулки перекрутились. Она захрапела.