Записки арбатской старухи

От Южно-Сахалинска, как от города, у меня не осталось никаких впечатлений. Он был выстроен без особого плана. Большинство домов были японской постройки и внешне похожи на двухэтажные бараки. Они были облицованы рифленым железом (от штормовых ветров с дождем и снегом). Среди домов было много пустырей, заросших огромными лопухами и другими экзотическими дальневосточными растениями. Говорят, что сейчас этот город стал современным и красивым. И я очень жалею, что не пришлось снова побывать там, уже на новом витке жизни.

Дальше началось непростое путешествие по Сахалину. Сначала мы должны были лететь в Оху — северные ворота острова. По земле пути туда не было. Самолет был маленький, грузопассажирский, он летел очень низко, и можно было видеть горные цепи, шедшие вдоль острова (Центральный и Набильский хребты), покрытые хвойным лесом. Когда мы разворачивались над Охой, лес кончился, там были равнинные тундровые пейзажи и прибрежные песчаные косы.

Длина Сахалина по меридиану около 900 км. На этом протяжении субтропики сменяются тундрой, хотя север острова находится на широте Рязанской области. Это — эффект влияния холодного течения Ойя-Сиво, омывающего северный Сахалин со стороны Охотского моря, а в Охотском море температура воды не превышает 2 градусов. Вот куда меня занесло.

Дальше нам предстоял путь от Охи к Набильскому заливу. Мы должны были ехать на поезде в районный центр Ноглики, и уже оттуда добираться в Катангли. Поезд оказался составом из двух маленьких товарных вагончиков, которые тащил паровозик «кукушка». Север Сахалина представлял сплошные болота, и передвигаться можно было только по дорогам, проложенным на гатях. Японцы, которые имели нефтяные концессии на севере острова до войны, не поленились построить сеть железнодорожных узкоколеек на гатях, по которым могли передвигаться легкие малогабаритные составы. Эта дорожная сеть досталась нам по наследству от японцев после войны.

В вагончиках по стенам были сделаны деревянные лавки, на которых можно было сидеть или лежать, в зависимости от количества пассажиров. Вещи складывали кучей в середине. С нами ехало довольно много попутчиков, в основном это были бывалые мужики, работающие на приисках. Они с энтузиазмом восприняли общество двух девчонок, заботились о нас всю дорогу и много рассказывали о здешней жизни. Ехать нужно было больше суток.

После того, как мы отъехали от Охи, мужики сказали, что сейчас начнется «зона». Мы спросили, что это, и все удивились, что мы не знаем. Зона — место, где работают заключенные. И мы въехали в зону, которая тянулась на много километров. Впервые я увидела, что это такое, и до сих пор меня не оставляет чувство ужаса, когда я вспоминаю об этом. Это было многокилометровое пространство без единого растения, на котором было скопище людей. Они что-то делали, одни возили тачки, другие копали землю, третьи что-то переносили. Все они были серыми — серые ватники, серые шапки, серые лица. Казалось, что они вообще без лиц. Так бы можно представить преисподнюю. Потрясало огромное количество заключенных, или, как их в этих местах называли — зеков. Откуда столько народа в зоне? Это население целого города! Нам объяснили, что в настоящее время большинство заключенных — солдаты и офицеры армии, воевавшей с японцами. Их посадили на всякий случай за неосторожные слова, анекдоты, покупку или продажу японских вещей. Большинство были посажены на 5 или 8 лет.

Поезд шел через зону по коридору, который с обеих сторон был отгорожен мотками колючей проволоки. По ту сторону ходили конвойные с собаками, зеки не оглядывались на поезд. Весь Сахалин, особенно север, был усеян такими зонами. Это и был воочию архипелаг Гулаг, хотя еще не было такого словосочетания, и Иван Денисович был еще не написан, и все было еще, как при хозяине, хотя его уж год, как не было. Забегая вперед, скажу, что в Катангли тоже был лагерь, и заключенные работали там на ремонте нефтяных скважин и на стройке в поселке.

Как жили в лагере, описано Солженицыным и Шаламовым. Как жили по другую сторону колючей проволоки, описано Довлатовым. Нельзя ни прибавить, ни убавить. И я жила по другую сторону колючей проволоки два года. И не могу простить тех, кто все это устроил.

Наконец поезд въехал в тайгу, потянуло лесным прохладным воздухом. Во время нашего путешествия произошло забавное приключение. На пути из тайги вышла медведица с медвежонком. То ли их заела мошка, то ли медведица решила показать медвежонку паровоз. Малыш резвился на путях, а мамаша сидела и смотрела на него. Поезд остановился, все выскочили из вагонов и весело смотрели на медвежье представление. Наехать на медведей было невозможно, поезд сошел бы с рельсов. Машинист отчаянно свистел, те, у кого были ружья, стреляли в воздух. Минут через сорок медведица решила, что довольно играть и увела детеныша в лес, а мы поехали дальше.