Записки арбатской старухи

Инна в это время была уже дома и проверяла тетради. Она была нечувствительна к холоду. А я затапливала печку, иначе утром проснешься в промерзлом доме. Сидя у огня, я просматривала газеты и журналы. Приехав в Катангли, я выписала сразу много изданий, чтобы быть в курсе центральных событий. Но это не получалось: почта приходила в поселок с большим опозданием. Она шла пароходом через Татарский пролив, потом пароходом (или на санях) по реке Тымь, потом поездом, а иногда и на собаках. Так что на почте получала я сразу ворох газет и журналов за месяц или больше. Вот в этом ворохе я разбиралась перед печкой.

Осенью по почте шло на север множество посылок, в основном с репчатым луком, который считался лучшим средством от цинги. Мама посылала мне посылки, которые я с нетерпением ждала. Лук мы тщательно перебирали, чтобы он сохранился до весны. Мама пробовала посылать мне посылки зимой, но все, что там было, портилось от того, что в пути неоднократно замораживалось и размораживалось.

При таком ритме жизни свободного времени было мало, оставалось только воскресенье. Мы подружились с парой врачей — молодых специалистов Наташей и Сашей, и часто виделись с ними. К сожалению, они были в Катангли только первый год, а потом уехали домой, т. к. их контракт закончился. Зимой я каталась на лыжах. Там составилась небольшая лыжная компания, и мы бродили по окрестностям и катались с сопок.

Раз в неделю привозили из райцентра фильм и показывали в клубе в субботу и воскресенье. Киношники старались показывать новые фильмы, и на них собирался весь поселок. Особенно большой ажиотаж вызвал «Бродяга». Для поселковой публики все было неожиданно и непохоже на реальную жизнь — и мелодрама, и Радж Капур с его песенками, и прекрасная Наргис, и экзотика, на фоне которой развертывается действие. Потом было много разговоров об этом фильме, и я была поражена полным неведением людей о жизни, иной, чем на севере.

По воскресеньям я писала маме подробные письма, как дневник — что делала, какая погода, какие события случались. Эти письма частично сохранились и доставили мне много воспоминаний о тех мелочах, которые я уже забыла за давностью лет.

А тогда я очень тосковала по маме, по дому, Москве, по Зойке и всей моей привычной жизни. Письма доставляли и радость, и горечь, оттого, что все живут по-прежнему, а у меня как будто жизнь остановилась. У нас случались только криминальные происшествия: кто-то подрался, кого-то пырнули ножом.

Но все это происходило в среде бывших уголовников, державшихся обособленно, и не касалось нас и нашего окружения.

Время от времени в поселке объявляли особое положение. Вернее, никто ничего вслух не объявлял, но в поселке появлялись военные патрули, и это означало, что из лагеря кто-то сбежал. Бежали только уголовники. Встреча с ними была опасна для жизни: они убивали встречных, чтобы не рассказали об их внешности и одежде. Поэтому при виде патрулей все прятались в домах и не рисковали даже выходить в туалет. Было особенно неприятно, если это случалось, когда я была в школе, и потом нужно было идти домой в темноте. На дороге еще встречались патрули, а на огороженный участок, окружавший наш и соседний дома, заходить было страшновато. Иногда я просила довести меня до крыльца.

Мама писала мне часто и пугалась, когда от меня не было известий. А это случалось, особенно зимой из-за погоды, а потом приходила ей сразу пачка моих писем. Я составила календарь на 3 года и каждый вечер вычеркивала один день. Перед отъездом в Москву я отметила свой последний сахалинский день и уничтожила календарь.

Первая зима казалась очень долгой. Заморозки начались с начала сентября и перемежались с длительными дождями. Потом начались морозы со штормами. Метеостанция заранее предупреждала о штормах, занятия в школе прерывались. Каждый год несколько раз за зиму бывали снежные бураны. Жизнь в поселке замирала. Нефтяники, которые работали на скважинах, оставались там до конца ненастья. Мы закрывались дома, никуда не выходили и непрерывно топили печку. Как только прекращали топить, печка остывала меньше, чем за час. Ветер был такой, что снег задувало в окна, хотя они были заклеены, и щели заткнуты ватой. На подоконнике наметало небольшой сугроб, который не таял. Разница температур в нашей небольшой комнате у печки и у окна была больше 20 градусов. Спала я одетая в лыжный костюм, накрывшись всем, чем можно. На случай непогоды у нас в чулане всегда был запас дров, и в доме — запас консервов. Для пополнения водных запасов топили снег, который наметало горой в прихожей.

Когда буран прекращался, прежде всего наступала тишина. Потом расходились тучи, и солнце освещало вполне мирную картину снежных сугробов, сверкающих искрами в его лучах. И мы переходили к активной жизни и начинали убирать снеговые наметы из дома.