Записки арбатской старухи

Мы приехали в Оху на паровозике-кукушке, устроились в гостинице и записались в очередь на самолет, в которой у нас были восьмисотые номера. В первый же вечер мы договорились встретиться с нашими друзьями, работавшими в Охе, и поужинать в ресторане. А перед рестораном решили заглянуть в аэропорт, чтобы узнать, насколько продвинулась очередь за день. В аэропорту было пусто, пассажиры разошлись. Мы познакомились с летчиками, и они предложили «подбросить» нас в Николаевск-на-Амуре, куда они в тот вечер должны были везти груз. У нас в гостинице был багаж, и летчики согласились подождать, пока мы его привезем. Не знаю, почему мы ввязались в эту авантюру, но уж очень кружило голову ощущение свободы. По дороге из гостиницы на такси мы заехали в ресторан, оставили у швейцара прощальное письмо для наших друзей и улетели с Сахалина.

Полет был фантастическим: на закате небо расцвечивалось немыслимыми оттенками красно-сине-зеленого, которые можно увидеть только на Дальнем Востоке, мы прощались с островом и весело болтали с летчиками. Но над Татарским проливом бушевала гроза, мы попали в грозовой фронт и «провалились» в воздушную яму. К счастью, пилот успел выровнять самолет почти над верхушками деревьев, и мы благополучно сели в Николаевске в полной темноте и под проливным дождем. Наши благодетели помогли нам устроиться в гостинице для транзитных пассажиров. Билетов у нас не было никаких, и летчики денег за полет с нас не взяли, это была просто дружеская услуга двум симпатичным девчонкам. Нас поселили в гостинице под честное слово, что завтра у нас будут билеты.

На следующее утро мы купили билеты в Москву через Хабаровск. В конторе аэрофлота не было ни одного человека, и мы возблагодарили судьбу, которая занесла нас в этот городок в стороне от больших дорог и очередей. Городок Николаевск-на-Амуре был деревянный, чисто русский, дореволюционный, с основательными двухэтажными домиками, свидетельствующими об оседлой и обстоятельной жизни их хозяев. На окнах были резные наличники, подоконники уставлены цветами, у калиток сидели сытые коты, готовые прыснуть прочь при малейшей тревоге (а на северном Сахалине кошек не было — слишком холодно). На Амуре в разгаре был ледоход, от реки веяло холодом. Мы вспомнили злополучного Ш. и его печальный конец.

Хабаровск встретил нас летней жарой (был уже конец июня). Впервые за два года я очутилась в большом городе с многоэтажными зданиями, широкими улицами, быстро несущимися машинами, магазинами. В магазине подарков, забитом китайскими изделиями, я накупила кучу всяких сувениров из перегородчатой эмали.

Летели мы в Москву на Дугласе, поднимавшем 21-го пассажира. Полет занял почти сутки, самолет садился для дозаправки каждые 2–3 часа в больших городах. До Москвы было 8 остановок. Пассажиров высаживали и приглашали в транзитный зал, где был накрыт фуршет на столах. Сначала мы набрасывались на деликатесы, потом они надоели, хотелось скорее домой. Последняя остановка перед Москвой была в Свердловске, где нас задержали из-за нелетной погоды.

В Москве я узнала, что мама лежит в больнице с инфарктом. Почему-то родные решили не писать мне об этом раньше и предпочли оглушить меня этим известием при возвращении. К счастью, маме уже было лучше. Вскоре ее перевели из московской больницы в загородный стационар для выздоравливающих, а потом она восстанавливалась в санатории Болшево для сердечно-сосудистых болезней.

Я купила путевку в этот санаторий, чтобы побыть с мамой, и мы провели вместе целый месяц. Публика в этом санатории была в основном солидного возраста. Там я познакомилась с очень интересными людьми и с некоторыми надолго сохранила хорошие отношения.

<В санатории> отдыхал известный поэт Александр Яшин, очень симпатичный человек, приветливый и остроумный. Однажды вечером в столовой он устроил авторский вечер. Я была очарована некоторыми лирическими стихами, особенно звучавшими в его исполнении:

Что-то мешает работать с охотой.
Все не хватает в жизни чего-то.
Днем не сидится, ночью не спится…
Надо на что-то большое решиться!
С кем-то поссориться? С чем-то расстаться?
На год на полюсе обосноваться?
Может, влюбиться? О, если б влюбиться!
Что-то должно же в жизни случиться!

Потом, когда я их читала в напечатанном виде, они уже не производили такого впечатления.

В санатории отдыхал Д. Ф. Салиман-Владимиров, композитор, автор известных маршей, которые исполнялись на парадах, и более известный, как концертмейстер, работавший с Неждановой и Собиновым. Он по-стариковски ухаживал за мной, и мы гуляли по окрестным лесочкам. Он рассказывал о великих певцах и пел мне свои и чужие романсы. Голос у него был «композиторский», но все это было очень приятно.