Записки арбатской старухи

Во главе нашего молодого коллектива стояли два мэтра — М. С. Гиляров и Константин Владимирович Арнольди. К. В. работал вместе с М. С. в одной лаборатории, где они делали свои докторские диссертации под руководством известного ученого-эволюциониста проф. Д. М. Федотова. Они были друзьями, и когда М. С. получил свою лабораторию, К. В. выразил желание пойти к нему, и они работали вместе, что бывает редко в научном мире. М. С. посвятил К. В. свою монографию «Зоологический метод диагностики почв». К. В. был одним из ведущих энтомологов нашей страны, известный своими работами по фауне насекомых, зоогеографии, экологии. Он создал свою оригинальную теорию структуры ареала вида, предложил систему жизненных форм, широко использовал математические методы для изучения внутривидового разнообразия.

Внешне М. С. и К. В. представляли две противоположности, которые хорошо уравновешивали друг друга. К. В. в отношениях со всеми был неизменно сдержан, приветлив, спокоен и всегда элегантно выглядел, предпочитая носить твидовые пиджаки спортивного покроя. Он был немного похож на английского джентльмена (в нашем представлении). Даже в экспедиции, в кирзовых сапогах и полосатых холстинковых штанах он умел сохранить достойный вид. К. В. был кладезем энтомологических знаний и щедро делился ими. Его консультации оказали мне неоценимую помощь при подготовке кандидатской диссертации.

М. С. — легко взрывчатая субстанция, от которого можно было ждать и ругани, и привета в самые неподходящие моменты. Он напоминал Паганеля по внешнему виду — высокий, сутулый, со спадающими с длинного носа очками, рассеянный, занятый своими мыслями. У него всегда были неправильно застегнуты пуговицы, галстук болтался на боку, но, пока он не стал академиком, его это не беспокоило. В разговорах на свободные темы он был очень демократичен, но в рабочих отношениях соблюдал жесткую иерархическую линию. М. С. был снисходителен к начинающим аспирантам и сотрудникам, а по мере того, как они продвигались в науке и превращались в самостоятельных исследователей, требования его повышались и порой далее переходили в ревность. Но при всех его особенностях, порой смешных, порой досадных, он высится, как большая вершина современной науки, теоретик-эволюционист, создатель нового направления исследований и научной школы, которая успешно работает и по настоящее время в новых условиях существования.

У шефа была особая метода обучения начинающих сотрудников. В лабораторию тогда потоком шли для определения почвенно-зоологические пробы с сельскохозяйственных земель. Мы должны были разбирать и определять эти пробы, в которых был очень большой, хоть и не очень разнообразный материал. Это был хороший тренинг, в ходе которого мы учились определять основные формы почвенных организмов. Беда в том, что материал был зафиксирован в формалине, от которого слезились глаза и грубели руки. Но каждый, кто прошел через это испытание, был уже готов работать «на натуре» и даже вести самостоятельное исследование.

Первый самостоятельный вопрос, который М. С. мне поручил, касался сравнительной морфологии одной группы насекомых, в системе которой была путаница. Описания были старые, не очень точные, и отдельные формы плохо различались. Я с энтузиазмом взялась за эту работу и вскоре поняла, что мне были нужны типовые экземпляры, которые хранились в Британском музее. Я попросила шефа написать туда, но он сказал, чтобы я писала сама, если мне нужно. А он может лишь дать мне адрес Британского музея и имя хранителя коллекций насекомых. Имя хранителя было профессор Ван Эмден. Я написала письмо, в котором была масса ошибок, и оно не соответствовало формам, принятым в научной переписке с коллегами. Я это понимала и обратилась за помощью к нашей институтской переводчице. Она помогла мне вычистить ошибки, и я отправила письмо, осознавая, что просьба прислать типовой материал, хранившийся в единственном экземпляре, ассистенту, у которого нет никакого научного задела — щенячья наглость. Ван Эмден мне и не ответил, но прислал банку с требуемым материалом. Я закончила работу и опубликовала статью через год. К сожалению, к тому времени он умер, и я вернула материал его сыну вместе с оттиском статьи, в которой выражалась благодарность Ван Эмдену за присланный материал.

В 50-х гг. суббота была неполным рабочим днем. В институте столовая была закрыта, и в лаборатории пили чай, сваливая в кучу свои бутерброды. Эти чаепития превращались в производственные собрания, на которых обсуждались планы будущих работ. На стене лабораторной комнаты висела огромная карта СССР, которая будила желание поехать далеко в неизведанные в почвенно-зоологическом отношении края — в Среднюю Азию, в Арктику, на Кавказ. Молодежь рвалась в экзотику, М. С. и К. В. составляли умеренную оппозицию.