Записки арбатской старухи

Он родился и вырос в г. Вольске Саратовской обл. Это — небольшой, типично волжский купеческий город, похожий на Мышкин, Углич, Городец. Его родители были представителями провинциальной русской интеллигенции, которая сейчас уже, к сожалению, исчезла. Отец был врачом, он имел звание заслуженного врача РСФСР и пользовался в своем городе большим почтением. Мать в молодости учительствовала, а потом была просто женой. Когда мы с B. C. стали думать о женитьбе, его родители поддержали нас и даже настаивали, чтобы мы побыстрее заключили брак. Но моя мама возражала. B. C. ей не нравился, как, впрочем, и все другие молодые люди, которые за мной ухаживали. У мамы вызывал неприязнь сам факт, что я выйду замуж и буду жить в другом месте. Видимо, она в глубине души боялась снова остаться одна, как после моего отъезда на Сахалин. Я уговаривала ее всячески, обещала ежедневно навещать, и мы пришли, наконец, к согласию. К сожалению, мама демонстрировала свое негативное отношение ко всему, что было связано с моим замужеством, что меня очень огорчало и создавало трудности в моей жизни.

Мы с B. C. поженились и стали жить у него. Еще раньше его родители купили в Москве кооперативную квартиру для сына и сами приезжали туда на зиму, а весной отправлялись в свой Вольск. Мы уехали в Вольск в отпуск, и я с большим интересом знакомилась с жизнью и культурой маленького старинного города. Город был выстроен на правом берегу Волги, и от пристани вверх по склону поднималась главная улица, которая до революции называлась Московской, а потом — ул. Ленина. Родители B. C. жили в отдельном одноэтажном муниципальном доме, который в уездном городе полагался врачу: отец B. C. начал свою врачебную деятельность еще до революции. Он принимал пациентов в больнице и дома. Денег он не брал, его отдаривали садово-огородными плодами и трофеями рыбной ловли. В доме у них был оборудован врачебный кабинет со старинным мраморным умывальником, кушеткой для больных и непременным портретом Чехова на стене. Мы провели в Вольске чудесный месяц, часто уезжали на тот берег Волги, где бродили по берегам стариц и соснякам с непугаными птицами и зверюшками. На правом берегу над городом возвышались выходы известняков, заросшие степными душистыми травами, куда тоже было интересно подниматься и обозревать сверху Волжские просторы. B. C. читал стихи и рассказывал сказки. После неспешной отпускной жизни мы вернулись в Москву и погрузились в водоворот экспедиционных поездок по отдельности и вместе.

Через какое-то время я стала замечать у B. C. признаки депрессивного состояния и неадекватности. Сначала я не понимала, в чем причина, но потом, когда догадалась, то обратилась к его отцу и с ужасом узнала, что это — не первый приступ. Родители B. C. скрыли от меня его болезнь. Я знала, что после окончания школы он пропустил год, но это объясняли опасностью туберкулезного процесса. А теперь его отец настаивал на том, чтобы не обращаться к врачу и стараться успокаивать B. C. в надежде, что все пройдет. Со стороны врача-профессионала это было дико, но он видимо боялся, что B. C. поставят на учет, и это осложнит ему жизнь. B. C. все это очень переживал, временами пытался скрыть от меня свое состояние, но оно ухудшалось, и он не всегда себя контролировал, и иногда у него были вспышки агрессивного поведения, которые меня пугали. Наконец мы решили вызвать в Москву его родителей, чтобы они стали о нем заботиться. Мы расстались и потом разошлись. B. C. все-таки пришлось лечиться в клинике, и после этого только он смог вернуться к работе и нормальной жизни. Он умер в 1998 г. от онкологического заболевания.

В лаборатории за несколько лет, полных энтузиазма и труда, был собран большой материал, достаточный для составления определителя почвенной фауны Европейской России. Мне шеф поручил группу жесткокрылых (жуков), самую многочисленную среди насекомых. Он разделил отдельные семейства жуков на те, которые я должна была обрабатывать самостоятельно, те, которые обрабатывает он сам, и те, которые мы совместно обрабатываем. Конечно, большую часть работы, особенно рисунки, делала я, что входило в мои лаборантские обязанности. Но, то была хорошая практика, которая в будущей работе мне пригодилась.

Работа предстояла огромная с литературой и с материалом, и мы ее выполнили и издали в 1964 г. увесистый том в 900 страниц. Это была коллективная монография лаборатории. Ее тут же перевели на английский язык, разумеется, без нашего ведома и уплаты гонорара, т. к. наша страна не участвовала в конвенции. Этот определитель до сих пор используется в разных странах. Шеф получил за него Государственную премию, а мы — только славу. Правда, слава оказалась мировая, в чем я убедилась в США уже в 90-х гг. Мне поднесли наш определитель (русский вариант) и спросили, кто автор — бабушка или мама? Пришлось сознаваться в своем возрасте.