Записки арбатской старухи

Лейпциг — город Gewandhaus'оркестра. Этот знаменитый оркестр был создан в XVIII веке несколькими любителями музыки — суконщиками, которые основали музыкальное общество и оркестр. Затем этот оркестр завоевал мировую славу. Им руководил Мендельсон и другие великие дирижеры, а в XX веке — Фуртвенглер и Конвичный. Оркестр исполнял и музыку Чайковского, который сам дирижировал. В Германии мне не довелось слушать Gewandhaus — был сезон летних отпусков, но в Москве я была на его гастролях. Тогда оркестром руководил Франц Конвичный. У него была иная рассадка музыкантов, чем у нас, и в этом порядке Бетховен звучал гораздо лучше. Потом К. Кондрашин так же рассаживал музыкантов.

Из Лейпцига я ездила в Галле, где в университете работал мой хороший друг проф. Йоахим Прассе. Раньше он проходил стажировку в нашей лаборатории. Он принял меня на своей кафедре, где развивались исследования по экологии почвенных животных. Галле — небольшой, бывший купеческий, ныне университетский город без особых достопримечательностей в архитектуре. Но, если Лейпциг — город Баха, то Галле — это город Генделя, где он родился, жил и писал то, что называется «немецким Генделем», в отличие от «английского Генделя». В городе было мощное музыкальное общество, членом которого были мой друг Прассе и его отец. Гендель написал кучу разных опер, которые мало кому известны. Но в городе Галле, единственном в мире, эти оперы ставятся, и на эти представления съезжается музыкальная Европа. Постановки эти организуются музыкальным обществом, которое также издавало в то время полное собрание сочинений Генделя.

Моя работа в университете был успешно закончена, и я решила написать по ее результатам статью на немецком языке для международного журнала. В то время только начал издаваться журнал Pedobiologia по нашему направлению, который редактировался в ГДР, а издавался в ФРГ издательством Шпрингера. Время поджимало, и я сидела над статьей ночами. Статью удалось закончить, и проф. Мюллер представил ее в журнал. Я попрощалась с Лейпцигом и уехала.

Перед началом второй части моей работы у меня было запланировано знакомство с работами Германского энтомологического института, который в то время находился в Эберсвальде. Это — старейший институт, основанный Густавом Краатцем еще в 1870 г. на основе частных коллекций. В нем собрана богатейшая коллекция насекомых мировой фауны, открытая для работы специалистов из всех стран. В Институте я хорошо знала директора, который неоднократно бывал в Москве, а многие сотрудники были мне знакомы по их публикациям, так же, как и я — им. Поэтому меня встретили и приняли очень дружески, сразу дали рабочее место и разрешили пользоваться коллекциями в любое время.

В этом институте работал и главный редактор журнала Pedobiologia, и я прежде всего хотела встретиться с ним, чтобы снять все возможные вопросы с его стороны по статье. Это оказалось непросто. Он весьма подозрительно ко мне отнесся и задавал кучу вопросов по методике, которые изобличали его недоверие то ли к Мюллеру, то ли ко мне, то ли к русским ученым. В Эберсвальде его считали чудаком, но это было чудачество с привкусом провокации. Для начала он начал обращаться ко мне 'Genosse'. На мое возражение, что я предпочитаю традиционное обращение, он спросил, что разве в СССР все не так обращаются друг к другу? Я ответила, что не все, и что мы не в России, а в Германии, где нацисты называли друг друга «Genosse». И это была не единственная атака. В конце концов он утих, статья ушла при мне в издательство, и мы распрощались вполне дружелюбно. Статья вышла примерно одновременно с моим возвращением домой, и я была очень этим горда.

Я посетила еще один биологический институт, который представлял для меня скорее исторический, нежели актуальный интерес. Это — Институт изучения наследственности, основанный Э. Бауром в 20-х гг. XX века в городе Мюнхеберге, недалеко от Берлина. Институт был задуман как центр международных генетических исследований, куда могли бы приезжать ученые из разных стран. Институт представлял собой целый городок с лабораторными корпусами, оранжереями, инсектариями, с домами для приезжих ученых. В период нацизма этот институт в основном занимался расовыми проблемами («Расовый институт»). А во время моего визита там преимущественно развивались проблемы гибридизации растений. Кстати, в этом институте работал известный советский ученый биолог и генетик Н. В. Тимофеев-Ресовский в период своего пребывания в Германии.

После такого небольшого научного туризма я уехала в Герлитц работать у д-ра Дунгера. Он помог мне освоить новое оборудование и собрать материал. Мы с ним лазили по заболоченным лесам в отрогах Рудных гор около Герлитца, отбирая почвенные пробы, и он следил, чтобы я случайно не перешла границу с Чехословакией. Колючей проволоки там не было, а как раз на границе в пнях было много мокриц того вида, который был нам нужен для опытов и за которым мы охотились. Пограничники нас не поймали, зато мы наловили мокриц, и я благополучно сделала экспериментальную работу.