Главная усадьба заповедника, откуда мы начинали свой путь, находилась почти на границе с Афганистаном в предместье г. Кушки. Она отделена от основной территории заповедника рекой Кушкой, через которую не было моста (стратегический момент). Реку можно пересечь на ГАЗ-66 зимой и летом, когда вода «низкая». Весной же, когда таял снег в горах, Кушка становилась полноводной и непроходимой. Мы старались захватить полностью вегетационный сезон в заповеднике, который длился всего 3 недели. Потом весна сменялась летом, растительность выгорала, жизнь затихала. Поэтому мы приезжали в конце марта-начале апреля во время разлива и ждали несколько дней, пока вода спадет, и можно будет переехать речку. В ожидании переправы мы общались с сотрудниками заповедника и вместе ходили в пойму реки отбирать пробы. Ходить по травянистым лугам нужно было с соблюдением техники безопасности: там много ядовитых змей. Поэтому обувались в кирзу (единственное, что не прокусывает гюрза) и шли по траве след в след. Впереди шел опытный сотрудник заповедника. На самом берегу, заросшем дроком, кипела жизнь насекомых и других мелких зверушек, чтобы потом замереть при наступлении засухи. Весной там было много грибов-сморчков гигантских размеров, которые мы собирали и жарили в казане.
В Кушке однажды мы пережили землетрясение, которое разрушило город Газли. Мы были далеко от эпицентра и в большей степени чувствовали то, что предшествовало толчку, нежели сам толчок. Мы остановились в ветхом глиняном домике для приезжих, где была одна комнатка, и дверь наружу не запиралась. Рядом с нашим домиком была усадьба рабочего заповедника — туркмена, у которого была отара овец и ослик. Овцы влезали на каменную ограду и оттуда с любопытством глазели на нас, а ослик сразу пришел знакомиться. Мы звали его Петей, и он охотно откликался. Накануне землетрясения резко потеплело, река буквально «вздулась» от воды, небо покрылось темными тучами, сверкали молнии, надвигалась гроза, и мы грустили, что дождь еще на сутки отложит наш переезд. Начался ливень, и вдруг все звери стали ломиться в наш домик. Откуда-то взялись еще и собаки, которых раньше мы не видели. Собак и овец мы кое-как выдворили, а Петя лег на пол, уперся копытами в стену и дал понять, что будет здесь ночевать. Мы так и легли спать в компании с осликом. Ночью был толчок, который мы почти не ощутили, потому что спали на полу в спальных мешках. А после толчка Петя встал, как ни в чем не бывало, ногой распахнул дверь и спокойно ушел пастись. Правду говорят, что звери чувствуют землетрясение, они беспокоятся и стремятся к людям.
В заповеднике я работала в Пули-Хатумской фисташниковой роще, ландшафт которой напоминал мне описания африканских саванн у Хемингуэя («Зеленые холмы Африки»). Ранней весной холмы Бадхыза покрыты зеленой травой, среди которой цветут эфемеры — тюльпаны, маки, высокотравье — доремы и ферулы. На этом пестро-зеленом ковре разбросаны фисташковые зонтиковидные деревья с темноватыми густыми кронами. А по холмам то и дело проносятся стада куланов или сайгаков. Куланы — единственная популяция, сохранившаяся в Центральной Азии, они очень боязливы и никогда не подходят близко к человеку. Мне даже не удалось сфотографировать кулана вблизи. А сайгаки любопытны и могут подойти и посмотреть, как копают почвенные разрезы, но угощение не берут.
У фисташек долгая жизнь, крона у них формируется полностью к 200 годам. А под кроной на земле бурлит своя особая жизнь, там постоянная тень, много влаги. Когда лезешь под фисташку, сначала нужно обстукать палкой ветви, в которых может прятаться гюрза. Это — самая крупная в том месте и самая опасная змея, которая любит заползать на деревья и оттуда нападает. Кобры и эфы, которые водятся там в избытке, ползают только по земле и не так опасны. Однажды я наступила на кобру, и она с диким шипением уползла, не подумав обороняться. В свою позу она встает, только когда видит жертву и сама нападает.
Наша группа жила на кордоне вместе с семьей смотрителя территории. У них было большое хозяйство с курами, овцами и коровами. Охраняли это хозяйство собаки-алабаи. Это — среднеазиатские овчарки. Им отрезают уши, которые страдают в схватках с волками. Алабаи — очень добрые собаки, любители ласкаться. Но, когда начинает темнеть, они перестают замечать людей и уходят за ограду кордона нести охрану. В заповеднике много волков и лис, охотников до домашнего скота. Иногда мы слышали звуки схватки, и наутро у некоторых собак были боевые отметины ночной драки.
Рано утром, когда солнце стоит еще низко и на траве роса, происходят черепашьи турниры. Весной у них брачный период, и самцы дерутся за прекрасных дам. Дама сидит в траве, а самцы бегут (!) навстречу друг другу и сталкиваются панцирями. Кто перевернется, тот побежден, и дама уползает с другим. А если никто не перевернется, то они оба расходятся, и дама остается одна.