Записки арбатской старухи

В школе я быстро подружилась с хорошими мальчиками и девочками и весело проводила время. Учебная программа 2-го класса там далеко отставала от программы элитной московской школы, я практически бездельничала и не успела научиться ничему неправильному. Поначалу меня никто не обижал, и мамины наставления казались ненужными. Но однажды на перемене передо мной вдруг выросла долговязая фигура ученика нашего класса — второгодника и предводителя хулиганов из спецпереселенцев. С ненавистью глядя на меня, он назвал меня «пархатой жидовкой» и сказал, что всех нас нужно повесить. Это было всего лишь предупреждение, но я перепугалась и, как вкопанная, осталась стоять на месте, после того, как он отошел. Тут я вспомнила, что надо было заслуживать уважение, но было поздно, времени для этого уже не было. Что было делать? Я подумала, вышла на школьный двор и подняла с земли булыжник.

Когда я вошла в класс, держа двумя руками здоровый камень, перемена уже кончалась. Мой обидчик сидел за партой, а вокруг толпились его дружки, которые над чем-то смеялись. Я подошла сзади, опустила изо всех сил камень на его стриженый затылок и крикнула тонким голосом:

— А ну, повтори, что ты сказал!

Но он повторить не смог, так как из головы его полилась кровь, из глаз — слезы, а из носа — сопли. Последнее было особенно страшно, мне казалось, что это вытекают мозги. Все отпрянули и молча смотрели на эту сцену. Я дрожала от страха и продолжала кричать:

— Повтори, что ты сказал!

В это время вошла в класс учительница, увидела окровавленного мальчишку и, схватив его в охапку, потащила в медпункт напротив через улицу. А меня повели на расправу к директорше.

— За что ты его ударила?

— За то, что обозвал меня и обещал повесить.

— Ты ведь могла его убить!

— Ну и пусть, он говорит так, как фашисты, а товарищ Сталин сказал, что фашистов нужно бить в тылу и на фронте!

Эту фразу Сталина в сентябре 1941 г. все повторяли, как Отче наш.

— Он не фашист, а глупый мальчик, нужно было сказать дежурному учителю.

Заливаясь слезами, я крикнула:

— Если бы он был фашист, я убила бы его из ружья! А моя мама говорит, что жаловаться нехорошо!

На этом месте доводы директорши иссякли, и она произнесла формулу педагогического бессилия:

— Забери портфель, уходи из школы и приведи мать.

И я ушла.

После школы обычно я шла в столовую, куда приходила мама в обеденный перерыв, и мы вместе ели суп по талонам. Мама пришла в столовую вместе с другими сотрудницами. Я сказала, что меня выгнали из школы.

— За что?

— Ударила одного мальчика камнем по голове, до крови.

— За что ударила?

Я рассказала, как было дело. Мама расстроилась, женщины возмутились.

— Когда наших детей избивают, виновных не находят, а когда ребенок дал сдачи, то сразу выгоняют из школы. Пусть в школу идет парторг и разбирается, иначе мы будем сидеть дома и охранять наших детей.

На нашем предприятии был парторг ЦК, пожилой человек, с протезом вместо одной ноги. Он объезжал свое хозяйство на одноколке, сам управляя лошадкой. Как и все, он приезжал есть свой суп в столовую и там общался с людьми. Когда он появился, женщины подошли к парторгу и стали с ним говорить. Потом к ним присоединилась мама. Я оставалась за столом одна, наедине с супом. Потом мама вернулась ко мне озабоченная и сказала, что парторг обещал поехать в школу и к родителям пострадавшего и разобраться. Все будет зависеть от того, насколько серьезна рана, которую я нанесла.

После обеда мы с мамой пошли к ней в лабораторию, и она усадила меня в дальний уголок готовить уроки. Через некоторое время послышался звук подъезжающей тележки и стук протеза о деревянный пол. Парторг о чем-то поговорил с мамой и потом громко произнес:

— Покажите мне ребенка, который дал сдачи.

Теперь меня уже так называли. Мама вывела меня из угла.

Парторг сказал:

— Я договорился с директором, завтра можешь приходить в школу. Ты все сделала правильно, особенно правильно говорила. Но, если уж ты такая храбрая, то к тебе будет одна просьба. Обещай, что ты ее выполнишь.

— Конечно, обещаю, — я тут же заважничала.

— Если тебе еще случится драться, то камушек бери поменьше, а то ведь убить можно.

— Ах, это… ну ладно, — нехотя согласилась я.

Парторг попрощался с мамой за руку и уехал.

А драться-то мне больше не пришлось. Мой обидчик в школу больше не приходил и, когда мы встречались на улице, он отворачивался. А другим хулиганам, видимо, никто не сказал, что я обещала драться маленькими камушками.

7 Ноября [19]

7 ноября — странный праздник. Раньше это был первопрестольный праздник с парадом, демонстрацией и салютом, а теперь — молчаливый выходной, немного стыдливый, как будто мы стесняемся того, что празднуем. Я сижу в одиночестве, пишу доклад на конференцию. Писать не хочется, а вместо того вспоминаю, как раньше отмечали 7 ноября в нашем доме.

Сколько себя помню, к празднику готовились заранее. Это был некий календарный рубеже между летом и зимой, и в доме производили генеральную уборку: натирали пол, мыли окна, вешали зимние шторы. В комнатах устанавливалась тишина и пахло чистотой.