Записки еврея

— Ну да, одобрительно кивнулъ Рановъ головою, улыбнувшись. — Теперь ты похожъ на настоящаго откупнаго кандидата. Если ты еще съум?ешь скромно опускать глаза, ежиться, дичиться, красн?ть и отмалчиваться, то я могу теперь уже поздравить тебя съ м?стомъ.

— Но в?дь это пытка постоянно притворяться!

— Что же д?лать, мой милый! Люди на канат? отплясываютъ, хл?ба ради. Ты, впрочемъ, не пугайся; это притворство и нищенскія декораціи необходимы только въ начал?. Тугаловъ, принявъ кого нибудь разъ на службу, р?дко ему отказываетъ. Ч?мъ больше пороковъ и недостатковъ онъ открываетъ въ своихъ служащихъ, т?мъ бол?е онъ ими дорожитъ. Этого я узналъ уже за вора — разсуждаетъ онъ по своему — за лгуна, за л?нтяя, за дурака, и знаю, какое порученіе ему дать, знаю насколько могу ему дов?рить и на чемъ могу его накрыть, а новаго прійми, пока узнаешь его слабости, онъ тебя сто разъ надуетъ и все перепортитъ.

Сознаюсь, еслиби не самолюбіе, я попятился бы назадъ я б?жалъ бы безъ оглядки, до того испугала меня нравственная физіономія перваго откупщика, съ которымъ мн? приходилось серьёзно столкнуться лицомъ къ лицу. Но мысль возвратиться къ родителямъ ни съ ч?мъ, явиться трусомъ, сд?латься нахл?бникомъ у отца, и опять приняться за роль недоросля, унижала меня въ собственныхъ глазахъ. Скр?пя сердце, я ступилъ въ переднюю откупщика, всл?дъ за моимъ протекторомъ, Рановымъ.

Тугаловъ жилъ на самомъ конц? города, на краю самой болотистой улицы, въ самомъ мрачномъ камышевомъ домишк?. Мизантропія, цинизмъ и скупость разъединили Тугалова совс?мъ съ обществомъ. Онъ нигд? не бывалъ, кром? своей конторы, находившейся на противоположномъ конц? города, и никого у себя не принималъ, кром? откупныхъ служащихъ, и то по д?ламъ службы. Весь городъ его презиралъ, а онъ вс?хъ ненавид?лъ. Его грубость и нев?жество вошли въ пословицу. Онъ прятался отъ людей еще и по другой причин?: им?я уже взрослыхъ д?тей отъ первой жены, умершей н?сколько л?тъ тому назадъ, онъ вступилъ въ новый бракъ съ своей кухаркой, самой грубой, нев?жественной женщиной, пользовавшейся, сверхъ того, дурной славой. Поступокъ подобнаго рода, довольно р?дкій между евреями, возмущалъ его д?тей, явно враждовавшихъ съ отцомъ и мачихой, и возбуждалъ противъ него мн?ніе еврейскаго общества. Онъ чувствовалъ позоръ своего положенія, прятался подальше, часто напивался, деспотствовалъ и вымещалъ свою злобу на безпомощныхъ служащихъ. Этотъ свир?пый тиранъ находился однакожъ подъ неограниченнымъ вліяніемъ своей законной супруги кухарки.

Въ мрачной и грязной откупщичьей передней, лишенной почти всякой мебели, стоялъ, согнувшись какъ-то бол?зненно и прислонившись къ сырой ст?н?, какой-то оборванный еврей низенькаго роста, съ одутловатымъ, морщинистымъ лицомъ, опушеннымъ рыжей съ прос?дью бородкою, и длинными, колтуноватыми рыжими пейсами. Полы его непом?рно-длиннаго кафтана съ прор?хами различныхъ формъ украшались широкой бахрамой присохшей грязи, образовавшей на истрепанныхъ окраинахъ ц?лые своеобразные грозди. Съ виду челов?къ этотъ принадлежалъ къ разряду самыхъ отчаянныхъ попрошаекъ. Т?мъ бол?е поразило женя то, что Рановъ подалъ ему руку, и что рыжій еврей такъ фамильярно заговорилъ съ Рановымъ. Глаза нищаго удивили меня еще больше: они выражали столько самоув?ренности и наглости, что я сразу долженъ былъ отстать отъ перваго моего предположенія насчетъ благородства его профессіи.

— Почтенн?йшій, раби Зорахъ, вид?ли вы уже Гвира? спросилъ Рановъ.

— Н?тъ еще. Онъ, кажется, не совс?мъ здоровъ. Что вы сегодня такъ поздно явились? спросилъ въ свою очередь рыжій.

— Молодой челов?къ этотъ меня н?сколько задержалъ, отв?чалъ Рановъ, указавъ на меня глазами.

— Кто онъ такой? спросилъ нахально рыжій.

— Это сынъ нашего арендатора, раби Зельмана, если знаете.

— А! промычалъ какъ-то небрежно рыжій. — Что же ему угодно?

— Кстати, раби Зорахъ. Этотъ молодой челов?къ ищетъ м?ста по откупу. Я об?щалъ выхлопотать ему какое нибудь м?стечко по письменной части. Пожалуйста, не повредите… Его отецъ….

— Объ отц? лучше не говорите: я не изъ числа его почитателей… для васъ, однакожъ, раби Акива, я буду молчаливъ какъ рыба.

Рановъ сошелъ въ моихъ глазкахъ съ своего пьедестала. «Такъ вотъ онъ, всемогущій управляющій», подумалъ я: «такъ моя участь зависитъ отъ этого рыжаго оборванца!» Я съ любопытствомъ поднялъ глаза на мнимаго нищаго, желая по какимъ нибудь нагляднымъ признакамъ узнать настоящее положеніе этого, съ виду ничтожнаго челов?ка, въ которомъ управляющій явно заискивалъ. Но въ эту минуту скрыпнула какая-то боковая дверь, я повернулъ голову въ ту сторону,