Записки еврея

Супруга моя торжествовала однакожъ недолго. Первое мое счастливое ощущеніе скоро притупилось. Новизна моего положенія, частица воображаемой независимости занимали меня м?сяцъ, другой, и зат?мъ я отрезвился совершенно. Мой хл?бъ показался мн? черезчуръ нищенскимъ, мои радости представились д?тскими и мелочными. Сверхъ того, мой хл?бъ оказался только мнимымъ, я жилъ, собственно говоря, не моимъ крохотнымъ жалованьемъ, а подарками моей матери, пользовавшейся удобнымъ случаемъ, чтобы присылать намъ, тайкомъ отъ отца, ц?лые грузы съ?стныхъ припасовъ. Ходули, которыя подставило мн? мое воображеніе, разомъ выскользнули изъ-подъ моихъ ногъ, и я изъ гиганта превратился снова въ безпомощнаго пигмея. Моя служба была тяжела и горька. Десять разъ на день, при самой скверной погод?, я обязанъ былъ, какъ главный помощяикь конторщика (бухгалтера), тащить къ откупщику на квартиру ц?лыя кипы безграмотныхъ бумагъ, для прочтенія и подписи. Откупщикъ, большею частью пьяный, обращался со мною грубо и дерзко. Свой грязный, оборванный костюмъ, въ которомъ я представился въ первый разъ и который мн? внушалъ отвращеніе, а ему дов?ріе, я бросилъ тотчасъ по вступленіи въ д?йствительную службу и од?лся хоть не щегольски, но довольно чисто и прилично. За это откупщикъ изм?нилъ свое мн?ніе обо мн? и прозвалъ меня щеголемъ. Произносилъ онъ слово «щеголь» съ такой презрительной ироніей, сопровождалъ онъ эту кличку такимъ ядовитымъ взглядомъ, что я всякій разъ красн?лъ отъ досады и злости, но молчалъ и терп?лъ по необходимости. По м?р? того, какъ я разочаровывался въ своемъ мнимомъ счастіи, по м?р? того какъ я началъ неглижировать мелочами моего микроскопическаго хозяйства, по м?р? того какъ я опять принялся за свои старыя привычки корп?ть въ досужее время надъ русскими или еврейскими запрещенными книгами, жена моя все чаще и чаще меня упрекала и пилила по прежнему. Наше семейное счастіе полет?ло кувыркомъ туда, куда улетаетъ большая часть семейныхъ счастій женатаго, б?днаго, неразвитаго челов?чества. Сознаюсь, я самъ подалъ поводъ къ такому превращенію. Увлекшись своимъ новымъ положеніемъ и жаждая полнаго домашнаго спокойствія, я поддался жен? самымъ неразумнымъ образомъ и приносилъ ей жертвы, которыя она не хот?ла или не ум?ла ц?нить; я потворствовалъ ея уб?жденіямъ, вынесеннымъ изъ фанатической сферы ея отца; я часто началъ ходить въ синагогу, исполнять вс? обряды и на каждомъ шагу произносить короткія и длинныя молитвы. Сначала моя напускная набожность радовала жену, строго сл?дившую за моими поступками, но мало по малу она начала игнорировать мою деликатность, сд?лалась взыскательною до невыносимости и относила мой образъ д?йствій къ такимъ причинамъ, которыя меня оскорбляли.

— Вотъ видишь, говорила она при вид? моей притворной набожности — сколько ты отсм?ялся надъ моимъ отцомъ, сколько ни умничалъ, а прозр?лъ наконецъ. — Теперь сознаешь и самъ, что отецъ далеко умн?е тебя, что жить надобно не такъ, какъ ты жилъ, а такъ, какъ онъ живетъ.

— А ты хот?ла бы, чтобы я жилъ такъ, какъ онъ живетъ? спросилъ я насм?шливо.

— О, я этого только и добиваюсь. Я молю Бога…

— Хорошо. Я буду жить, какъ твой отецъ, буду б?гать къ цадику, въ баню, въ синагогу, буду по пятницамъ чистиьб подсв?чники, ножи и видки. Но ты устрой себ? кабакъ подъ фирмою «Лондонъ», ломай д?ла какъ твоя маменька, корми меня и будущихъ нашихъ д?тей.

— Ты чего упрекаешь меня маменькой? Жралъ, жралъ ея хл?бъ, а теперь еще изд?ваться надъ нею вздумалъ?

— Я не изд?ваюсь. Я доказываю теб? только одно: если я посл?дую прим?ру твоего отца, то теб? придется трудиться какъ твоей матери, чтобы прокормить семью.

— А теперь, ты кормишь? Жена скорчила презрительную гримасу.

— Конечно, не ты.

— Всякій сапожникъ, всякій водовозъ больше твоего зарабатываетъ. Нечего чваниться.

— Но в?дь мы живемъ же?

— Живемъ? Хорошая жизнь! Питаемся какъ нищіе объ?дками твоей матери. А она, хитрая, рада-радёхонька, что такъ дешево отд?лывается.

Неблагодарность жены къ моей матери вызвала, конечно, продолжительную ссору. Мы съ женою долгое время играли въ молчанку. Она скучала, и съ каждымъ днемъ больше и больше злилась, а я глоталъ книжку за книжкой, глоталъ съ такою жадностью, какъ никогда. Моя любознательность вынырнула опять на поверхность, да къ тому, впрочемъ, им?лись особая причины.