Я, къ счастію моему, попалъ въ среду сослуживцевъ, молодыхъ евреевъ, вполн? сходившихся со мною въ религіозныхъ и житейскихъ мн?ніяхъ. Вс? они происходили изъ такой же туманной сфера, какъ и я; вс? они прошли ту же грустную житейскую школу, какъ и я, съ различными, конечно, отт?нками, вс? жаждали европейскаго образованія, сознавая, что старая гниль, которою напичкали ихъ мозги, составляетъ лишь бремя безполезное, негодный баластъ, выбросить который за бортъ скор?е полезно, ч?мъ вредно; вс? они понимали и твердо р?шились перевоспитать себ? и выработать уб?жденія, бол?е подходящія къ живой истин?, ч?мъ къ мертвому ханжеству. Во глав? ихъ сталъ управляющій Рановъ, челов?къ зр?лый, разумный, начитанный, съ теплымъ сердцемъ и св?тлой головой. Вс? мы сошлись, какъ родные братья и смотр?ли на нашего коновода Ранова, какъ на старшаго брата. Рановъ вполн? понялъ свою благородную роль, и мастерски ее выполнялъ. Во время откупной службы, онъ былъ управляющій, которому мы съ большимъ уваженіемъ подчинялись, но какъ только часы нашей службы истекали, мы, по вечерамъ, собирались въ грязноватый кабинетъ Ранова, и образовывали вокругъ него самую внимательную, любознательную аудиторію. Онъ, впрочемъ, не игралъ абсолютную роль нашего учителя, онъ только былъ президентомъ нашего маленькаго кружка либераловъ. Въ этомъ кружк? обсуждались самые серьёзные вопросы религіозной и экономической жизни евреевъ, предлагались разные утопическіе способы къ искорененію національныхъ недостатковъ, въ перевоспитанію евреевъ, къ испрошенію у правительства разширенія правъ для евреевъ, словомъ — этотъ миніатюрный кружокъ безсильныхъ юношей мечталъ вслухъ объ осуществленіи различныхъ переворотовъ въ еврейскомъ быт?. Когда мы ужъ черезчуръ увлекались, Рановъ насъ отрезвлялъ однимъ холодно-разумнымъ зам?чаніемъ, однимъ логическимъ выводомъ, которому ум?лъ придавать полную неопровержимость. Кружокъ этотъ, сверхъ того, образовывалъ, такъ-сказать, умственную ассоціацію; всякое индивидуальное умственное достояніе принадлежало вс?мъ намъ, имъ д?лились побратски, всякій изъ васъ отдавалъ кружку все то, ч?мъ былъ богатъ, или на что претендовалъ. Рановъ былъ относительно силенъ въ русской словесности, и читалъ кружку все, что появлялось разумнаго, д?льнаго въ отечественной литератур?. Одинъ изъ кружка, обладавшій необыкновенною памятью и зазубрившій наизусть ц?лый лексиконъ иностранныхъ словъ, вошедшихъ въ русскій языкъ, служилъ намъ живымъ лексикономъ; другой изучилъ грамматику, риторику и логику и весь кружокъ пользовался его готовыми св?д?ніями; третій читалъ еврейскія философскія книги и передавалъ кружку вс? зам?чательныя мысли сей туманной мудрости, словомъ — каждый изъ членовъ обязанъ былъ, какъ пчела, высасывать изв?стные книжные цв?тки и выработывать по м?р? своихъ силъ медъ для вс?хъ. Зд?сь работали нетолько теоретически, но и практически задавались литературныя темы, разсматривались сочиненія, задавались и разр?шались математическія задачи, и проч. Чрезъ н?которое время, нашъ кружокъ обогатился еще однимъ зам?нательнымъ членомъ, внесшись въ машу общую жизнь новые элементы и новую жизнь. Это былъ русскій богословъ, давнишній другъ Ранова, весьма развитый, богатый основательными познаніями, рьяный утопистъ и міропреобразователь. Рановъ уступилъ ему первенство. Мы ему почти поклонялись. Нашъ новый глава смотр?лъ на матеріальную жизнь не съ еврейской точки зр?нія. Онъ былъ н?сколько эпикурейцемъ: любилъ плотно покушать, и выпить, нер?дко даже чрезъ м?ру. Наши вечернія бес?ды часто кончались ум?ренной попойкой. Въ описанномъ мною кружк? я былъ самый младшій годами и самый б?дный познаніями. Я чувствовалъ свое безсиліе, и самолюбіе мое не мало отъ этого страдало. Вотъ почему я съ такою жадностью опять набросился на книги и книжки, къ крайнему прискорбію моей половины.