Читаем Записки еврея полностью

На другое утро, отецъ, сдавъ мои пожитки — ихъ было очень немного, — и снабдивъ меня н?сколькими серебряными монетами, распрощался со мною необыкновенно н?жно, и у?халъ. Я остался одинъ.

Съ того же дня, я началъ пос?щать хедеръ (школу), въ которомъ самовластно деспотствовалъ мой суровый опекунъ — учитель. Хедеръ пом?щался въ одной лачуг?, нанятой дядей у б?дной еврейки. Комната, въ которой мы занимались, была низенькая, мрачная, съ закоптившимися ст?нами, съ огромною печью и надпечникомъ. Надпечникъ этотъ служилъ намъ оазисомъ въ пустын?: туда мы вс? скучивались въ сумерки, и предавались отдохновенію; тамъ съ?дались вс? съ?стные припасы, приносимые каждымъ изъ насъ съ собою; тамъ разсказывались страшныя исторіи о мертвецахъ, о в?дьмахъ; тамъ было очень весело. Какъ только зажигалась сальная, тощая коп?ечная св?чка, и св?тъ разс?евалъ мракъ надпечника, мы тотчасъ соскакивали внизъ; св?ча служила сигналомъ собираться вокругъ стола, и опять согнуться въ три погибели надъ учебниками, до поздней ночи. Это повторялось каждый день въ одинаковомъ порядк?. Это мертвящее однообразіе свинцовою тяжестью ложилось на душу, и никакого развлеченія, ни минуты отдыха, въ теченіе ц?лаго дня, а какъ пріятно было бы поб?гать, какъ хот?лось выправить отекшіе члены!

Насъ, учениковъ, было челов?къ пятнадцать. Вс? мы бол?е или мен?е жили въ согласіи и дружб?. Хедеръ еврейскій — это необыкновенное училище, въ которомъ ученики вс?. одинаково забиты, робки, пугливы, и вс? одинаково придушены всесокрушающею силою учителя, расправляющагося со вс?ми, по произволу, безъ всякаго лицепріятія. Между учениками хедера устанавливается изв?стнаго рода сочувствіе и симпатія, какъ между пл?нниками, попавшими въ одну и ту же неволю. Ч?мъ бол?е кто нибудь изъ учениковъ подвергается пресл?дованію злого меламеда (учителя), т?мъ бол?е къ нему привязываются товарищи. Напротивъ, тотъ счастливецъ, который д?лается любимцемъ учителя, и мен?е терпитъ отъ его жестокости, возбуждаетъ въ себ? зависть, выражающуюся явною враждою своихъ сотоварищей. Черта эта такъ глубоко вр?зывается въ характеръ еврея съ д?тства, что она не оставляетъ его и тогда, когда изъ сотоварища по хедеру онъ переходитъ въ сочлены по обществу. Еврей отдастъ посл?днюю рубаху своему пострадавшему собрату, разд?литъ съ нимъ посл?дній кусокъ хл?ба въ несчастіи, но проникнется ядовитою завистью и злобою, когда его собрату повезетъ въ жизни. Онъ собственноручно готовъ разрушить счастіе своего собрата, безъ всякой пользы для себя, лишь бы поставить его на ряду съ собою. У еврея, судьба — тотъ же злой, прихотливый меламедъ.

Учитель мой былъ доволенъ мною; я добросов?стно высиживалъ свои уроки, и благодаря порядочной памяти, довольно плавно переводилъ библію на еврейскій жаргонъ. Я однакожъ сознавалъ, что ровно ничего не понимаю изъ того, что говорю; я попугайничалъ. Но все равно, лишь бы мной были довольны изр?дка, впрочемъ; мн? доставались и пинки, и щипки, и затрещины, которые я вскор? научался переносить съ стоическимъ хладнокровіемъ. У насъ въ хедер? считалось позоромъ плакать отъ такихъ пустяковъ. Были такіе стоики, которые непосредственно посл? трескучей пощечины, см?ялись со слезами на глазахъ. Мы мстили деспотизму учителя презр?ніемъ къ его костлявымъ дланямъ.

Между моими сотоварищами я преимущественно привязался къ одному бл?дному, б?лолицому и голубоглазому мальчику, по имени Ерухиму. Меня очаровала его доброта, н?жность и искренность. Я его полюбилъ какъ роднаго брата, и мы передавая другъ другу все, что таилось у насъ на душ?. Жизнь мы сд?лалась гораздо сносн?е съ т?хъ поръ, какъ я съ нимъ такъ т?сно сошелся. У меня былъ другъ, скромный, сочувствующій, добрый, которому я передавалъ мои д?тскія ощущенія и жаловался на судьбу, лишившую меня такъ рано материнской ласки, и предавшую въ руки жестокой, старой зм?и.

Ерухимъ познакомилъ меня заглазно съ его родителями, которыхъ онъ очень любилъ. Онъ мн? рисовалъ своего отца, какъ набожнаго и баснословно честнаго челов?ка. Несмотря на его б?дность и многочисленность семейства (у моего друга было н?сколько братьевъ и сестеръ), онъ никогда не отсылалъ голодающаго, не накормивши его, и гд? только возникалъ вопросъ о поддержаніи об?дн?вшаго семейства, онъ дни и ночи б?галъ безъ устали, и собиралъ копейками подаянія для нуждающихся, отрываясь отъ своихъ промышленныхъ занятій. Мать моего друга, по словамъ его, была красивая и тихая женщина, обожавшая своихъ д?тей и посвятившая имъ свою жизнь ц?ликомъ, а Ерухима она особенно любила и ласкала. Ерухимъ разсказалъ ей о нашей дружб?, и познакомилъ заглазно съ моей персоной и съ жалкимъ моимъ положеніемъ въ дом? злыхъ стариковъ.

Одинъ изъ нашихъ товарищей не оказался однажды въ хедер?. Учитель б?сновался и готовилъ ему одну изъ экстраординарныхъ экзекуцій, поглядывая часто на плетку, о трехъ наконечникахъ, вис?вшую на почетномъ м?ст?. Вдругъ отворяется дверь, и входитъ прислужникъ синагоги съ жестяной кружкой въ рук?.

Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное