Вм?сто отв?та, я вскарабкался на повозку. Ласка отца меня чрезвычайно обрадовала и удивила: это случалось слишкомъ р?дко.
— А я теб?, Сруликъ, привезъ новое платье и башмаки!
Обычай благодарить за вниманіе мн? не былъ знакомъ. Я смотр?лъ на отца и весело улыбался.
О, какъ я былъ счастливъ въ тотъ день! отъ учителя избавился, новое платье им?ю, отецъ ласковъ, а мать такъ необыкновенно часто цалуетъ, и ни одного пинка, впродолженіе ц?лаго, длиннаго дня!
Наступили сумерки. Родители расположились пить чай на густой трав?. Я ус?лся возл? матери. Къ чаю пришелъ и бывшій мой учитель, къ которому я уже пересталъ питать прежнюю вражду.
— Когда вы думаете, раби Зельманъ, везти его въ П.? спросилъ длинновязый у отца, указавши на меня своими безцв?тными глазами.
«Везти меня! Куда? зач?мъ?» спросилъ я внутренно самого себя, и сердце дрогнуло въ д?тской груди моей.
— Я думаю, ч?мъ скор?е, т?мъ лучше. Постараюсь собраться за дняхъ, отв?тилъ отецъ.
— А письмо получилъ ты отъ дяди? спросила мать.
— Разв? я теб? не сказалъ еще? Получилъ, какъ же. Проситъ привезти ученика, какъ можно скор?е. Леа теб? кланяется.
— Поменьше бы кланялась, да не была бы такой зм?ей. Пов?ришь ли, Зельманъ? когда я подумаю, что нужно моего б?днаго Срулика отдать въ домъ этой старой колдуньи, я готова заплакать.
— Пустяки. Никто его не съ?стъ.
— Да в?дь онъ у насъ одинъ.
— А если и одинъ, такъ неучемъ, по твоему, и оставить его?
— Это правда, Зельманъ, но все-таки тяжело, сказала грустно мать.
Она собиралась плакать, а я — давно уже плакалъ.
Отецъ зам?тилъ мои слезы и прогналъ меля вонъ. Отойдя въ сторону, я нечаянно встр?тился глазами съ бывшимъ моимъ учителемъ. О, сколько было злорадства въ этихъ поганыхъ глазахъ! Они ясно выражали его мысль: «ты, голубчикъ, меня ненавид?лъ, постой, еще не то будетъ». Съ этой минуты д?тское мое счастье кануло туда, куда исчезаетъ всякое людское счастье.
Дня чрезъ три меня, рыдающаго, усадили на повозку. Отецъ ус?лся рядомъ со мною. Мальчишка Трёшка, въ непом?рно-глубокой, смушковой шапк?, чмокнулъ, хлестнулъ предлиннымъ батогомъ и мы поплелись въ дальній путь.
— Не плачь, б?дный мой Сруликъ, повторила мн? въ сотый разъ рыдающая не мен?е моего мать — я скоро къ теб? прі?ду или возьму домой!
Отецъ мой не старался даже меня ут?шать. Онъ зналъ что д?лалъ, и этого было достаточно для него. Какъ я его ненавид?лъ въ эти тяжелыя минуты!
Во все время путешествія, меня ничто не развлекало. Отецъ былъ погруженъ въ свои думы или дремалъ, а я былъ занятъ разгадываніемъ своего будущаго. Куда я ?ду? Зач?мъ я ?ду? что буду я тамъ д?лать? А эта старая зм?я и колдунья — какъ назвала ее махъ — часто-ли будетъ она меня битъ? Тяжело и грустно было у меня на душ?. Д?тское воображеніе представляю мн? новый нев?домый міръ, полный скорбя, грусти, скука и страданій. И д?тскій инстинктъ не обманулъ меня.
Разбитые и усталые, прі?хали мы въ одинъ пасмурный вечеръ въ П. Въ первый разъ въ жазни увид?лъ я рядъ прямыхъ улицъ, окаймленныхъ досчатыми тротуарами и обсаженныхъ высокими тополями, сквозь которые выглядывали большіе, чистые и красивые дома. Въ первый разъ я увид?лъ красиво од?тыхъ людей, шныряющихъ туда и сюда. Мн? было страшно въ этомъ новомъ мір?; я чувствовалъ то же самое, что чувствуетъ, в?роятно, хуторянская собачонка, очутившаяся вдругъ въ город? на базарной площади, среди непривычной, суетящейся толпы народа: ей кажется, что каждый зат?мъ только и суетится, чтобы ловч?е нанести ей ударъ.
Изъ одной какой-то широкой улицы мы свернули въ переулокъ, и наконецъ, остановились у сломанныхъ ворогъ. Отецъ мой вошелъ въ дворъ. Плотно у воротъ красовался небольшой, чистенькій домикъ, выходившій фасадомъ въ переулокъ. Неужели въ этомъ красивомъ домик? живетъ старая колдунья? подумалъ я.
Между т?мъ, сломанныя ворота нехотя, медленно и со скрапомъ растворились и повозка наша вползла въ дворъ.
— Сюда, Трёшка! крикнулъ отецъ кучеру, и мы потянулись по длинному, широкому, грязному двору, въ какому-то покосившемуся флигельку на куриныхъ ножкахъ, обратившему на себя все мое вниманіе, какъ потому, что онъ, повидимому, долженъ былъ служить мн? печальнымъ пріютомъ, такъ и потому, что между наружностью домика и флигеля существовалъ поразительный контрастъ. Ст?ны флигелька были опачканы грязью и лишены почти всей своей штукатурки. Какія-то подсл?поватыя окна уныло косились во дворъ. Одно изъ этихъ оконъ было заткнуто сомнительнаго цв?та подушкой, разрисованной случайными узорами…
Отецъ помогъ мн? сойдти изъ повозки. Онъ взялъ меня за руку, ощупью прошелъ со мною темныя, длинныя с?ни, нащупалъ дверь и ввелъ меня въ комнату.
Какъ ни скромно жили мои родители въ деревн?, какъ ни мало я привыкъ къ роскоши и блестящему комфорту, но дома я все-таки вид?лъ чистоту и опрятность, ц?льную, хотя и незат?йливую, простую мебель. Тутъ я увид?лъ совс?мъ другое.