Читаем Записки еврея полностью

— Подаяніе спасаетъ отъ смерти[30], проц?дилъ онъ сквозь зубы, монотоннымъ, безучастнымъ голосомъ.

— Кто умеръ? спросилъ съ такимъ же безучастіемъ учитель.

— Шмуль, лавочникъ. Это былъ отецъ отсутствующаго товарища нашего.

Учитель нахлобучилъ шапку и поб?жалъ въ домъ умершаго, проводить его туда, откуда не возвращаются больше.

Событіе это настроило насъ вс?хъ очень грустно. Я и Ерухимъ взобрались на нашъ любимый надпечникъ. Долго просид?ли мы молча, погрузившись въ грустныя думы о смерти и о ея посл?дствіяхъ.

— Ерухимъ! что было бы съ тобою, еслибы твоя мать умерла? спросилъ я его вдругъ.

Ерухимъ вздрогнулъ и побл?дн?лъ: я его; какъ видно, поймалъ на этой самой мысли.

— Не говори этого, Сруликъ, ради Бога не говори! Еслибы мою б?дную мать положили въ землю, я спрыгнулъ бы въ могилу въ ней, и умеръ бы тамъ. А ты? спросилъ онъ меня, помолчавъ немного.

— Я? право не знаю. Плакать, поплакалъ бы, а умереть — не захот?лъ бы.

Давно уже наступила и прошла мрачная осень, съ ея туманами, дождями и утренней изморозью; давно уже свир?пствовала зима, съ трескучими морозами и пронзительными вьюгами, леденившими мои уши и руки. Моя жизнь текла однообразно: утромъ рано брань старухи и молитва, потомъ походъ въ хедеръ, тамъ — зубреніе, брань, пинки учителя, походъ домой, молитва, тощій об?дъ, брань старухи, молитва, походъ въ хедеръ, зубреніе, толчки, предъ вечеромъ молитва, отдыхъ на надпечник?, зубреніе, молитва, возвращеніе домой, молитва, холодный тощій ужинъ, молитва, брань старухи на сонъ грядущій, посл?дняя молитва предъ сномъ, и сонъ — на окованномъ сундук?. Вотъ порядокъ, изм?нявшійся только по субботамъ, прибавленіемъ лишняго чесночнаго блюда, лишнихъ молитвъ, и хожденія въ синагогу.

Отъ родителей н?сколько разъ получались моимъ опекуномъ письма. Содержаніе этихъ писемъ относилось только къ тому, чтобы побудить мое рвеніе въ наукамъ. Ни одного н?жнаго слова, ни мал?йшей надежды на скорое избавленіе. Я, наконецъ, сд?лался совс?мъ равнодушенъ и къ родителямъ и къ ихъ наставительнымъ посланіямъ. Я любилъ Ерухима, но не могъ не позавидовать ему: какъ бы мн? хот?лось быть на его м?ст?. Впосл?дствіи, только тогда, когда его постигло неожиданное несчастіе, я пересталъ роптать на свою судьбу. Б?дный Ерухимъ!

Въ свободныя минуты, когда я былъ дома — если учитель, желавшій сд?лать изъ меня ученаго въ восемь л?тъ, не мучилъ меня повтореніемъ надо?вшихъ мн? уроковъ — самымъ пріятнымъ препровожденіемъ времени было для меня сид?ть у окна, смотр?ть въ пустынный, занесенный дворъ и — думать. О чемъ я думалъ такъ усердно, я теперь припомнить не могу; знаю только, что во мн? иногда шевелились не д?тскіе вопросы и мечтанія. Крутая школа жизни видимо развивала меня, и заставляла шевелить недозр?вшими мозгами. Учитель мой былъ не только ученымъ, но и знаменитымъ каббалистикомъ. У него им?лись какія-то древнія, толстыя, страннаго, рыжеватаго переплета книги. Къ нему являлись часто евреи и еврейки, лечиться отъ вліянія дурнаго глаза и зубной боли. Онъ зналъ какія-то симпатическія и магическія средства отъ падучей бол?зни, ум?лъ зашоптывать зубную боль и заговаривать кровь. Повременамъ, л?пилъ онъ изъ воску какія-то фигуры, что-то безпрестанно бормоча. Во время таинственной этой работы, совершавшейся всегда по вечерамъ, сварливая старуха притихала, и пугливыми глазами сл?дила за движеніемъ рукъ старика. Меня всегда высылали въ мою спальню, и заставляли слать. Мистическое настроеніе стариковъ всегда наводило на меня ужасъ. Я дрожалъ отъ страха, въ темной, пустой моей спальн?, на сундук?. Жаловаться некому было. Я плотно укрывался своей шубенкой, уткнувъ лицо въ подушку, и къ счастью, всегда скоро засыпалъ, и спалъ до утра непробудно. Учитель, въ минуты своей сообщительности, разсказывалъ мн?, что между его книгами находится одна, спасающая однимъ своимъ присутствіемъ отъ пожара. Къ другой книг?, невзрачной наружности, нельзя будто бы дотронуться тому, который постомъ, молитвой и праведною жизнью не приготовилъ себя къ этому. Онъ ув?рялъ меня, что есть имя одного духа, произнесеніе котораго сопряжено съ опасностью жизни для того, который осм?лился бы это имя произнесть всуе. Онъ утверждалъ, что н?тъ ни одного чуда, котораго нельзя было бы не совершить посредствомъ каббалы. Можно, наприм?ръ, открыть всякое воровство, увид?ть, кого мы пожелаемъ, во сн?, точить вино изъ любой ст?ны, и даже — сд?латься невидимкою.

Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное