Записки еврея

Понуривши голову, я поплелся во флигель. Къ брани и угрозамъ моей мучительницы я давно уже сд?лался равнодушнымъ. Но именно въ эти непривычно-сладкія для меня минуты, ея брань была особенно непріятна. Я проводилъ мысленно параллель между счастливою жизнью этихъ д?тей, цв?тущихъ здоровьемъ, веселыхъ, игривыхъ, свободныхъ, и моей мученической жизнью, полной униженій, лишеній и неволи. Съ невыразимо горькимъ чувствомъ зависти и ропота вошелъ я въ комнату. Невольно бросилъ я взглядъ на обломокъ нешлифованнаго зеркала, приклееннаго къ ст?н?, увид?лъ тамъ отраженіе собственной фигуры и вздрогнулъ. Мое непом?рно-длинное, неправильное, желтобл?дное лицо, съ впадшими щеками и выдающимися скулами, от?ненными длинными, тонкими, жидкими пейсами, напоминающими собою червяковъ, моя непом?рно-длинная, тонкая шея, лишенная галстуха, все мое хилое, согнутое т?ло, на тонкихъ ножкахъ, неуклюже обутыхъ, внушило мн? такое непреодолимое отвращеніе, что я отвернулся и плюнулъ, но плюнулъ такъ неловко, что плевокъ очутился на щек? старухи. Она позелен?ла отъ ярости, и такъ хватила меня по щек? своей сухой дланью, что искры посыпались у меня изъ глазъ.

— Въ синагогу, мерзавецъ! трещала она, и съ грохотомъ прихлопнула за собою дверь.,

— Опять въ синагогу! повторилъ я съ глубокимъ вздохомъ — о, Господи! когда же этому будетъ конецъ?

Прикрывая одной рукой разгор?вшуюся щеку, я поплелся въ синагогу. На крылечк? флигеля выд?лывалъ Митя какія-то прихотливыя антрша. Я поровнялся съ нимъ.

— Куда идешь? спросилъ онъ меня. Въ его голос? мн? послышалась насм?шка. Я молча прошелъ мимо.

— Дуракъ! крикнулъ онъ мн? всл?дъ. Я зарыдалъ, и, чтобы скрыть свои рыданія, пустился б?жать безъ оглядки.

Перенесть оскорбленіе — тяжело, но перенесть оскорбленіе отъ счастливца — невыносимо.

III. Предки нашалили, а д?ти — въ отв?т?

Въ синагог? оканчивалось уже молебствіе. Когда я приб?жалъ туда съ заплаканными глазами, едва сдерживая свои всхлипыванія, вс? молящіеся окончили уже тихую молитву[32] и сид?ли, въ ожиданіи повторенія этой молитвы канторомъ синагоги. Одинъ лишь учитель мой стоялъ на ногахъ, нашептывая и неистово мотаясь верхнею половиною своего туловища взадъ и впередъ, причемъ косматые его пейсы метались и хлестали его по лицу. Учитель мой обыкновенно медленн?е и дольше молился, ч?мъ вс? прочіе. Онъ всякое слово проц?живалъ съ особеннымъ чувствомъ и разстановкой, а иногда повторялъ по н?скольку разъ одно и то же слово. Отчужденіе отъ міра гр?ховнаго не лишило его однакожъ способности зам?тить мой поздній приходъ. Онъ повернулъ голову и строго посмотр?лъ на меня своими холодными глазами. Здоровая щека моя находилась вблизи его костлявой длани, и я предчувствовалъ уже на ней то самое колючее ощущеніе, которое вынесла больная моя щека за четверть часа тому назадъ. Меня пугала не предстоящая оплеуха, въ полученіи которой я не сомн?вался, но позоръ получить ее публично, при сотн? взрослыхъ людей. Къ счастію, мои ожиданія не осуществились: молитва не позволила набожному учителю сд?лать нужное для того движеніе. Первый моментъ прошелъ — я былъ спасенъ.

Я, въ свою очередь, началъ молиться и молился чрезвычайно усердно, но слово «дуракъ», которымъ угостилъ меня Митя совершенно незаслуженнымъ образомъ, звен?ло въ моихъ ушахъ.

Что я ему сд?лалъ дурного? За что онъ меня обругалъ и обид?лъ? спрашивалъ я себя въ сотый разъ, и не находилъ разумнаго отв?та. Б?дный ребенокъ! я не могъ еще знать тогда, что въ св?т? вообще обижаютъ, унижаютъ, оскорбляютъ и угнетаютъ исключительно т?хъ, которые никому не вредятъ; ихъ оскорбляютъ за то, что они слабы, безпомощны и терп?ливы. Кого природа не одарила физическими или нравственными зубами и когтями, тотъ или ложись заживо въ могилу, или подставляй всякому счастливому нахалу щеку, спину и уши.

Съ т?хъ поръ я началъ изб?гать Митю. Какъ только онъ появлялся на двор?, я нетолько не выходилъ изъ дому, но отходилъ даже отъ своего любимаго окошка, чтобы не встр?титься съ нимъ глазами. Оля, если иногда и играла на двор?, то почти всегда съ братомъ, такъ что при всемъ моемъ желаніи посмотр?ть на ея доброе личико, я не могъ этого сд?лать безъ ущерба моему самолюбію. Какимъ образомъ развилось у меня чувство самолюбія при такихъ условіяхъ жалкой жизни — я, право, сказать не могу; но какимъ образомъ появляется иногда въ степи одинокій, р?дкій, садовый цв?токъ — это одна изъ т?хъ тысячи неразгаданныхъ загадокъ, которыя челов?къ объясняетъ себ? словомъ «случай».

Самая суровая пора зимы миновала. Наступила временная оттепель, которую я встр?тилъ съ особенной радостью. Мое тощее т?ло не изобиловало ни кровью, ни жиромъ; об?ды и ужины мои тоже не отличались особенной питательностью, а потому я былъ очень зябокъ. На чистомъ, морозномъ воздух? я всегда дрожалъ и не чувствовалъ ни рукъ, ни ногъ отъ холода. Но съ наступленіемъ относительно теплой погоды родились совершенно новыя мученія, о которыхъ я прежде и понятія не им?лъ.