Записки еврея

— Браво, Ваня! гаркнулъ ц?лый хоръ — только скор?й, а мы пока гр?ть его будемъ, а то дрожитъ совс?мъ, собака.

На меня посыпалось безчисленное множество ударовъ; но одинъ ударъ въ голову, ч?мъ-то чрезвычайно твердымъ, причинилъ мн? такую невыразимую боль, что я инстинктивно рванулся разомъ. Мальчишки какъ щепки попадали въ сн?гъ. Я всталъ на кол?ни.

— Держи его, братцы! Дружно!

Меня опять повалили. Я опять рванулся, и приподнялся на локтяхъ, но меня опять придушили. А долго боролся, выбивался изъ силъ. Я все бол?е и бол?е слаб?лъ, что-то теплое заливало мн? глаза: я чувствовалъ, что лишаюсь сознанія…

— Братцы! сало несу, сало несу! послышался голосъ издали. При мысли объ этой страшной казни, меня ожидающей, ко мн? возвратились и сознаніе и необыкновенная сила; я рванулся, сталъ на ноги и быстро помчался къ подъ?зду. Я хот?лъ кричать, но что-то сдавило мн? горло, я не могъ произнести ни Одного звука. Д?лая гурьба малчшнекъ, а впереди ихъ какой-то гимназист?, б?жали по пятамъ.

— Дуй его, ребята! поощрялъ кучеръ: — пусть въ окна не заглядываетъ. Намедни, стащили у меня рукавицы, надоть жиды проклятые. Дуй его, собачьяго сына!

Я между т?мъ былъ уже у парадныхъ дверей, но мои пресл?дователи меня настигли. Н?сколько паръ рукъ протянулись уже ко мн?, какъ вдругъ отворилась парадная дверь. Предо мною стояли: Митя и Оля, а за ними лакей. Голосъ вдругъ возвратился ко мн?. Я зарыдалъ.

— Бьютъ! прокричалъ я, и пошатнулся на ногахъ. Митя подхватилъ меня, Оля заплакала. Лакей стоялъ истуканомъ, а кучеръ хохоталъ.

— За что, подлецы, бьете челов?ка? спросилъ Митя, выпуская меня изъ рукъ, и хватая за воротъ перваго попавшагося ему негодяя.

— Мы бьемъ не челов?ка, а жида, отв?тилъ кто-то изъ толпы, но Митя, какъ видно, не удовлетворился этимъ отв?томъ. Швырнувъ того мальчика, котораго держалъ за воротъ, онъ, какъ молодой львенокъ, однимъ прыжкомъ очутился въ средин? толпы, и началъ работать своими сильными кулаками до того энергично, что вся толпа вмигъ разб?жалась. Остался одинъ гимназистъ барченокъ, который безучастно стоялъ въ сторон? подбоченясь.

— За что ты, Митя, бьешь нашихъ изъ-за жида? спросилъ онъ сурово.

— За то, что они подлецы. Стыдно теб?, Петя, д?лать ту же самую мерзость, что д?лаютъ вс? эти м?щанскіе оборвыши!

— Что же? Жида проучили, эка важность!

— А что теб? этотъ жидъ сд?лалъ?

— А зач?мъ они р?жутъ нашихъ д?тей и пьютъ христіанскую кровь?

— Это не онъ, Петя, отв?тила Оля плаксивымъ голосомъ. — Ей-Богу, не онъ! Это другіе злые мальчики. Онъ такой больненькій, б?дненькій!

— Больненькій! б?дненькій! передразнилъ ее Петя, подд?лываясь подъ ея пискливый голосокъ: — ну, и цалуйся съ нимъ! добавилъ онъ, и отошелъ.

— Ну, братъ, обратился ко мн? Митя: — пойдемъ. Я довезу тебя домой.

— Баринъ! забасилъ кучеръ: — я жидёнка не повезу.

— Почему же ты его не повезешь?

— А потому не повезу, что лошади пристанутъ, аль и совс?мъ окол?ютъ. Кошекъ и жидовъ возить не сл?дъ.

— Глупости! отв?тилъ Митя довольно р?зко: — садись! приказалъ онъ мн?.

— Ужь какъ хоть, паничъ, а жида не повезу.

Лакей, стоявшій до сихъ поръ безучастно у дверей, выдвинулся впередъ.

— Эй, не балуй! Морду побью, погрозилъ онъ кучеру внушительно.

Лакейская логика возъим?ла свое д?йствіе. Меня усадили между Митей и Олей, и дрожки двинулись.

Луна выплыла, изъ-подъ облаковъ. Оля, сид?вшая по л?вую сторону, повернула во мн? свою хорошенькую головку, утопавшую въ капор?, хот?ла что-то сказать, взглянула мн? въ лицо, взвизгнула, и съ ужасомъ отшатнулась.

— Митя! кровь! кровь! прокричала она.

Что зат?мъ было со мною, — не помню…

Я очнулся въ необыкновенно мягкой постели. Я былъ совс?мъ разд?тъ, и прикрытъ теплымъ., мягкимъ и чистымъ од?яломъ. Голова моя была повязана ч?мъ-то холоднымъ и мокрымъ. У моего изголовья стояла пожилая женщина, и съ участіемъ на меня смотр?ла. Я узналъ ее; это была мать Оли и Мити.

— Какъ ты чувствуешь себя, б?дняжка? спросила она меня своимъ мягкимъ голосомъ.

Я посмотр?лъ ей въ глаза, и улыбнулся. Въ этой улыбк? выражалось, должно быть, много благодарности и счастія.

Она прис?ла во мн? на кровать, нагнулась, и съ теплотою поцаловала меня. Еслибы мн? пришлось жить сотни л?тъ, я не былъ бы въ состояніи забыть ту отраду, которую поцалуй этотъ разлилъ по всему моему существу. Многіе и многіе цаловали меня потомъ впродолженіе моей жизни; н?которые изъ этихъ поцалуевъ были и жарче, и н?жн?е, и продолжительн?е, но ни одному изъ нихъ не удалось выт?снить изъ моей памяти, котъ за минуту, вспоминаніе о святомъ поцалу? женской доброты и челов?колюбія.

— Какъ зовутъ тебя, голубчикъ? спросила меня эта женщина.

— Сруль, отв?тилъ я.

Она встала, подошла къ двери, ведущей въ другую комнату, и пріотворила ее.

— Можете войти, д?ти. Ему уже лучше.

Д?ти ворвались съ шумомъ. Митя подб?жалъ, и наклонилъ но мн? свое серьёзное лицо. Я поднялъ голову въ уровень. съ его лицомъ, вдругъ обхватилъ его шею об?ими руками, и кр?пко-кр?пко поцаловалъ его.