Записки еврея

— Видишь, Митя, какъ онъ благодаренъ теб? за то, что ты его спасъ. Помни, другъ мой, этотъ сердечный поцалуй: спасай всегда несчастнаго и угнетеннаго. За одинъ подобный поступокъ Богъ прощаетъ много гр?ховъ.

— Мама! я тоже хочу его поцаловать, попросила Оля.

— Поцалуй, Олинька.

Олинька подб?жала ко мн?, и съ р?звостью ребенка прильнула своими алыми, полными губками къ моимъ бл?днымъ губамъ. Не знаю, почему, но я не поцаловалъ Олю.

Чрезъ н?сколько минутъ вошла въ комнату яга-баба Леа. Она никому не поклонилась, обвела вс?хъ недоум?вающимъ взглядомъ, и остановила на мн? свои черные, колючіе, глазки безъ р?сницъ.

— Цто это? спросила она дрожащимъ голосомъ.

— Не гр?шно ли теб?, матушка, такъ мало заботиться о вв?ренномъ теб? ребенк?? Онъ зд?сь сиротка, безъ отца и матери. Его бьютъ, ему пробиваютъ голову, а вамъ и горя мало.

— Хто побилъ ему голову? Я ницего не знаю.

— Вы отпускаете мальчика одного по вечерамъ. Не диво, если собаки его загрызутъ, или мальчишки прибьютъ.

Леа молчала.

— Успокойтесь, матушка, рана его не опасная. Я сд?лала что нужно. Завтра увижу, можетъ быть, пошлю за докторомъ.

— На цто докторъ? Я сама его пол?цу. Вставай, Сруликъ! Пойдемъ домой.

— Н?тъ ужъ, голубушка, я до завтра его не отпущу, какъ хочешь.

— Нехай онъ тутъ, отв?тила Леа подобострастно. — Только, позалуйста, барыня, не давайте ему кусать трафнаго.

— Успокойся, не отрафимъ его. Чай съ хл?бомъ трафное, или н?тъ?

— Цай и хл?ба, тозе трафь, но нехай мозно, уступила Леа, и убралась восвояси.

Жестокіе мальчишки, какъ я обязанъ вамъ за ваши побои! Этотъ случай далъ мн? возможность сблизиться съ милымъ, добрымъ, истинно-нравственнымъ семействомъ Руниныхъ. Тутъ мое д?тское сердце впервые почувствовало и любовь, и дружбу, и благодарность. Тутъ я научился выражаться кое-какъ на русскомъ язык?; тутъ я усвоилъ себ? первоначальныя основныя правила русской грамоты и чистописанія; тутъ я воспринялъ глубокое уб?жденіе въ томъ, что истинная честность, доброта и гуманность не зависятъ ни отъ національности, ни отъ какой бы то ни было исключительной религіозной подкладки, а отъ развитія, разумнаго воспитанія и удачныхъ условій жизни. Я дитятей узналъ уже, что св?тъ не безъ добрыхъ людей, но что эти добрые люди очень р?дки, однакожь. Это глубокое уб?жденіе, вкоренявшееся во мн? съ самаго д?тства, дало мн? возможность относиться впосл?дствіи довольно хладнокровно къ несправедливости и эгоизму челов?ческой натура, и долго помнитъ ту гомеопатическую дозу хорошаго, которымъ люди изр?дка меня угощали.

Я почти ежедневно началъ бывать у Руниныхъ. Марья Антоновна научила меня н?которой опрятности. Собственноручно мыла и чесала мн? голову, починяла мое платье. Митя выучилъ меня немного читать и писать порусски. Все семейство полюбило меня за тихій нравъ и за мою любезность. Сначала я былъ очень молчаливъ, боялся произнесть слово, чтобы не подвергнуться насм?шк?, но когда ув?рился, что не только надо мною не см?ются, но, сверхъ того, охотно поправляютъ мои ошибки, я сд?лался см?л?е, и говорилъ свободно, не ст?сняясь. Такимъ образомъ, мало но малу, я н?сколько освоился съ русскимъ языкомъ. Съ т?хъ поръ, какъ я началъ б?гать вм?ст? съ Митей и Олей по просторной, почтой пустой комнат?, спеціально для этого опред?ленной Марьей Антоновной, я чувствовалъ себя я сильн?е, и здоров?е. Оля меня очень любила. Я былъ свой въ дом? Руниныхъ, но какъ только являлась въ домъ къ нимъ чужая личность, будь это взрослый, или ровесникъ Мити, я въ ту же минуту уб?галъ домой. Я былъ ув?ренъ, что другіе не посмотрятъ на меня такими доброжелательны ни глазами, какими смотр?ли на меня мои друзья и покровители, и мое самолюбіе возмущалось при этой мысли. Мн?, правда, иногда жутко приходилось отъ моего наставника и его яги-бабы за сближеніе съ гоимъ, но я переносилъ наказаніе съ стоическимъ хладнокровіемъ, и при первой возможности вновь б?жалъ къ Рунинымъ. Если Леа превращалась въ аргуса и не пускала меня къ сос?дямъ, хоть впродолженіе одного дня, во флигель являлась сана Марья Антоновна, и брала меня съ собою. Леа боялась ее, и не см?ла сопротивляться.

Судьба мн? улыбнулась. Я былъ счастливъ.

IV. Любовь, отражающаяся на пейсикахъ [33]