Записки еврея

— Паспортъ им?ю, ваше высокородіе, по справкамъ, какъ вы изволили сказать, я не оказываюсь бродягой, что же еще остается?

— Что остается? повторилъ городничій, стараясь подражать голосу и интонаціи еврея, и неистово стуча деревяшкой о полъ. — Ты см?ешь меня допрашивать, неумытое ты рыло, ты жидъ вонючій? Не знаешь чести повалиться въ ноги начальству, да ручку поцаловать за правосудіе и милостивое обращеніе, а еще хорохонишься, конокрадъ ты этакій, шахаръ-махеръ могилевскій? У другаго начальника ты давно бы по этапу прогулялся. Тебя пожал?ли и мигомъ д?ло покончили, а его обезьянная рожа еще надулась. Эка важная птица какая! Маршъ въ холодную! Эй! Десятскій!

— Ваше высокородіе! За что же опять въ холодную? спросилъ струсившій б?днякъ.

— Справки неполны… и все тутъ.

— Ваше высокородіе! завопилъ еврей, вторично уб?дившійся, что полиція хитра на выдумки: — я чувствую ваше благод?яніе. Я благодарить хочу.

— То-то же; давно бы такъ, каналья! Сколько?

— Синюю, ваше высокородіе. Я б?дный челов?къ.

— Что? Шутишь?

Арестантъ досталъ между т?мъ изъ кошелька дв? синихъ ассигнацій и почтительно вручилъ ихъ хромому герою.

— Мало, сказалъ тихо и грустно городничій. — Ну, да Богъ съ тобою; можетъ, ты и б?дный челов?къ. Впредь знай, какъ обращаться съ начальствомъ. Ступай къ квартальному, получи паспортъ. Ему уже объ этомъ приказано, а ты ему все-таки дай такъ какую-нибудь мелочь. Прощай, любезный. Приведетъ Богъ еще разъ свид?ться, — поаккуратн?е сочтемся…

Наконецъ, раби Давидъ получилъ свободу. Въ наивозможно-короткое время онъ покончилъ свои д?ла и у?халъ домой. Тамъ онъ узналъ объ опасномъ положеніи его любимца. Несмотря на это, онъ въ душ? благодарилъ мудрое Провид?ніе, наславшее на отца моего тяжкую бол?знь, которая одна спасла его отъ козней ожесточенныхъ враговъ. Раби Давидъ, съ свойственной ему энергіей, принялся за двойное спасеніе своего протеже: разумно позаботился о его содержаніи и леченіи въ больниц?, и въ одно и то же время пустилъ въ ходъ всю хитрость, для избавленія отца отъ угрожавшей ему опасности со стороны рекрутскаго присутствія. Несмотря, однакожь, на вс? старанія вліятельныхъ лицъ, въ томъ числ? и начальника губерніи, принимавшихъ живое участіе въ этомъ вопіющемъ д?л?, надежды раби Давида все-таки не осуществились: до такой степени приговоры общества были всесильны. Но въ такой м?р?, какъ одна опасность увеличивалась, другая — уменьшалась съ каждымъ днемъ: бол?знь разр?шилась счастливымъ кризисомъ, и больной быстро началъ выздоравливать. Отъ этого выздоравливанія раби Давидъ приходилъ въ отчаяніе. Если несчастный больной такъ быстро будетъ продолжать оправляться, то чрезъ н?сколько дней — не миновать ему с?рой шинели.

Оставался единственный выходъ изъ этого положенія — достать наемщика[29]. Денегъ раби Давидъ не жал?лъ. Возникало другія, бол?е крупныя затрудненія. Если еврей желалъ поставить за себя охотника, то этотъ охотникъ долженъ былъ бытъ непрем?нно тоже еврей, и не иначе, какъ изъ среды того же самаго общества, въ которомъ состоялъ наниматель. Раби Давидъ, однакожъ, безъ устали хлопоталъ, разослалъ факторовъ, пустилъ въ ходъ различныя тайныя пружины, и съ помощью счастливаго стеченія обстоятельствъ отъискалъ желаемое. Наемщикъ нашелся, содралъ съ нанимателя громадную сумму, и сверхъ того тиранилъ, изд?вался надъ раби Давидомъ, и капризничалъ въ самомъ безобразномъ вид?. Но раби Давидъ, однажды р?шившись, во что бы то ни стаю, снасти отца моего, переносилъ все его съ стоическимъ хладнокровіемъ. Наконецъ, наемщикъ былъ представленъ въ пріемъ, и ему, по техническому выраженію тогдашняго времени, дали лобъ. Отецъ мой былъ спасенъ.

Отъ больнаго скрывали вс? колебанія его участи, и вотъ въ одно, истинно-прекрасное утро, посл? окончательнаго пріема наемщика, раби Давидъ, запыхавшись, раскрасн?вшись и весь облитый потомъ, вб?жалъ въ ту палату, гд? находился больной, бросился ему на шею, и со слезами радости вскрикнулъ:

— Богу молись, Зельманъ! Ты спасенъ. Теперь ты мой.