Читаем Записки еврея полностью

Не прошло и нед?ли со дня моего возвращенія изъ командировки, какъ мы уже усп?ли изготовить самое вычурное прошеніе, выработать подробный проектъ устава для нашей будущей еврейской колоніи и подать то и другое м?стной власти, отъ которой, по нашему мн?нію, завис?ло полное разр?шеніе. Мы т?мъ бол?е над?ялись на удовлетворительный и быстрый усп?хъ, что власть эта состояла въ экстраординарномъ откупномъ списк?[82], подъ изв?стнымъ нумеромъ, сл?довательно не могла не покровительствовать, до н?которой степени, Ранову, вручавшему ей каждое первое число объемистый запечатанный пакетецъ… Прошеніе наше начиналось подробн?йшимъ исчисленіемъ причинъ, препятствующихъ фанатику-еврею посвятить себя землед?лію. Дал?е, желая блеснуть своими научными познаніями, авторъ прошенія коснулся исторической судьбы евреевъ вообще, и польскихъ въ особенности, наглядно доказывая, подъ вліяніемъ какого давленія евреи изолировались отъ прочей массы враждебнаго имъ челов?чества. Среднев?ковыми пресл?дованіями и частыми изгнаніями евреевъ мотивировалось отсутствіе наклонности въ евре? къ ос?длой жизни и поземельной собственности. Зат?мъ прошеніе гласило, что мы-де, нижеподписавшіеся, проникнутые духомъ лучшаго, новаго времени, вполн? постигшіе необходимость сліянія евреевъ съ прочимъ народонаселеніемъ, р?шились устранить т? вредныя причины, которыя въ настоящее гуманное время потеряли уже всякую ц?ль и здравый смыслъ; что зло это должно быть устранено введеніемъ устава по проекту, при прошеніи представляемому. Напыщенное прошеніе оканчивалось патетическимъ воскликомъ: «Несчастная, гонимая, презираемая нація, въ лиц? нашемъ, взываетъ о милосердія и спасенія. Благоволите…» и проч.

Подача этой неотразимой петиціи была дов?рена депутаціи, состоявшей изъ Ранова и меня. Мы долго простояли въ оффиціальной пріемной, въ числ? прочихъ многочисленныхъ просителей, пока крупная м?стная власть не выплыла съ величественностью животворящаго солнца. Зам?тивъ коротко знакомаго Ранова, власть направилась прямо къ нему и милостиво приняла бумаги. Развернувъ прошеніе, заключавшее въ себ? н?сколько листовъ мелко исписанной бумаги, власть непріятно поморщилась и р?зко спросила:

— О чемъ?

Рановъ старался объяснить въ сжатыхъ выраженіяхъ суть и благую ц?ль нашей просьбы. Власти, видимо, наскучило слушать, т?мъ бол?е, что она изволила кидать многозначительные взгляды и порывалась въ сторону, гд? скромно, опустивъ голову, дожидалась своей очереди молоденькая и хорошенькая просительница въ черномъ платьпц?. Власть безцеремонно осадила Ранова среди самой краснор?чивой фразы:

— Словомъ, вы желаете вступить въ число колонистовъ? Просите вспомоществованіе казны?

— Да… Только на н?сколько другихъ основаніяхъ.

— Хорошо-съ, разс?янно кивнула головою власть. — Им?йте хожденіе, добавила она и направила собственное хожденіе туда, куда видимо притягивалъ ее магнитъ въ черномъ плать?.

Мы поочередно им?ли старательное хожденіе. Каждый день, за исключеніемъ воскресныхъ, праздничныхъ и табельныъ, кто-нибудь изъ насъ торчалъ въ передней изв?стной канцеляріи и возвращался ни съ ч?мъ. М?сяца черезъ два только намъ объявили чрезъ полицію, что прошеніе наше, въ числ? другихъ, будетъ представлено на благоусмотр?ніе такого-то сіятельства, ожидаемаго въ скорости. Отъ этой административной личности завис?ла теперь наша судьба. Легко себ? представить, съ какимъ лихорадочнымъ нетерп?ніемъ ждали мы прі?зда этой крупной административной зв?зды!

Нетерп?ніе наше им?ло еще и другое, немаловажное основаніе. При подач? нашего прошенія и при словесномъ объясненіи Ранова съ м?стной властью, присутствовало н?сколько евреевъ-просителей. Не понявъ ясно, въ чемъ д?ло, эти евреи, однакожъ, смекнули, что мы зат?ваемъ что-то такое, что не совс?мъ согласно съ религіознымъ духомъ рутинистовъ. Въ тотъ же день распространилась о насъ молва по городу. Молва эта, переходя изъ устъ въ уста, въ н?сколько дней выросла до самыхъ уродливыхъ разм?ровъ. Утверждали, что мы зат?ваемъ какой-то расколъ, что мы выступаемъ изъ среды евреевъ, что мы создаемъ какую-то новую ересь. Еврейки, пронюхавшія объ этой плачевной зат??, сочли долгомъ предупредить нашихъ женъ въ самыхъ темныхъ выраженіяхъ, сов?туя имъ принять строгія м?ры къ обузданію мужей. Наша тайна лопнула вдругъ. Начались домашнія сцены, допросы, аресты, слезы, упреки, угрозы и ругань. Бол?е твердые изъ насъ или отмалчивались, или же, откровенно сообщивъ женамъ о твердомъ своемъ нам?реніи, предоставляли имъ свободный выборъ между мужемъ и разводомъ, но слабые наши сотоварищи поколебались и начали вилять. Н?которые изъ членовъ нашего кружка даже перестали пос?щать наши сходки. Будущая наша Аркадія видимо умирала до рожденія. Т?, которые ц?пко держались своихъ нам?реній, не унывали однакожь.

Какъ всякому челов?ческому ожиданію, наступилъ конецъ и нашему. Чрезъ н?сколько нед?ль прибыла та административная личность, отъ одного мановенія руки которой завис?ло разр?шеніе вопроса «быть или не быть» для будущей нашей колоніи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное