Записки еврея

Въ томъ губернскомъ город? резидировалъ раввинъ-фанатикъ, какихъ мало. До славы цадика онъ не усп?лъ еще дойти, хотя перешагнулъ уже за седьмой десятокъ; но всеобщая молва о его искренней, пуританской, набожности выдвинула его изъ ряда обыкновенныхъ раввиновъ. Съ виду онъ напоминалъ собою египетскую мумію, — до того строгіе посты, молитвы и безсонныя ночи, проведенныя надъ талмудомъ и молитвами, изсушили его т?ло. Онъ в?чно бол?лъ и страдалъ постоянными флюсами, а потому, и зимою и л?томъ, большую часть времени проводилъ въ кровати на своихъ жиденькихъ, нич?мъ не покрытыхъ пуховикахъ, самъ укутанный пуховикомъ же до подбородка. Одна голова его сообщалась съ комнатнымъ воздухомъ, и то не вся: до бровей она утопала въ ваточной, собольей, хвостатой шапк?. На улицу онъ выходилъ не иначе, какъ только подвязавъ предварительно щеки заячьимъ м?хомъ.

Подъ предс?дательствомъ этого стараго чудака была устроена сходка, въ которой предстояло р?шить вопросъ о переод?ваніи. Сходка была въ синагог?, конечно. Народу была тьма-тьмущая. Кром? важности самаго вопроса, каждаго интересовалъ диспутъ, предвид?вшійся между раввиномъ и однимъ старикомъ-евреемъ, стяжавшимъ себ? изв?стность в?чной оппозиціей противъ мн?ній раввина. Этого старика евреи, впрочемъ, не любили, считая его скрытымъ атеистомъ, но въ глаза льстили ему, ибо онъ былъ богатъ и былъ однимъ изъ крупныхъ коммерческихъ д?ятелей города.

— Братья! началъ разбитымъ, старческимъ голосомъ раввинъ. — В?ра праотцевъ нашихъ въ большой опасности. Что д?лать намъ?

— Ничего не д?лать, а повиноваться. Талмудъ гласитъ: «законъ царя — законъ Божій», р?зко отв?тилъ за вс?хъ оппозиторъ раввина.

— Да. Но святой талмудъ гласитъ также: «пожертвуй жизнью, но не изм?няй в?ры».

— Какое отношеніе между в?рой и ермолкой?

— Какъ? изумился раввинъ.

— Рабби, выслушайте меня до конца. Я хочу высказаться разомъ. Я обязанъ это сд?лать. Потомъ р?шайте, какъ знаете.

— Я слушаю васъ, согласился раввинъ не безъ вздоха, предчувствуя сильную оппозицію.

— Маймонидъ сочинилъ ц?лую книгу подъ заглавіемъ: «Тайме гамицвесъ» (Мотивы религіозныхъ постановленій); самой книгой этой нашъ великій авторитетъ доказалъ, что и мы не лишены права доискиваться до подобнаго рода мотивовъ. Этимъ правомъ я и воспользуюсь.

— Маймонидъ… началъ-было ворчать раввинъ, но оппозиторъ не далъ ему продолжать.

— Вы об?щали выслушать меня; не перебивайте же моей р?чи, продолжалъ раввинъ. — Пейсиками и бородой законодатель Моисей пожелалъ отличить наружность своего племени отъ прочихъ племенъ, враждебныхъ новому ученію; идолопоклонство въ?лось въ плоть и кровь тогдашняго челов?чества до того, что мал?йшее сближеніе между освобожденными рабами Етита и язычниками могло легко потушить въ первыхъ ту слабую искру в?рованія въ Единаго Іегову, которую удалось Моисею зажечь въ своемъ народ?. Но т? времена уже далеко за нами. Теперь мы живемъ въ Европ?, въ стран?, гд? язычника и со св?чой не съищешь. Спрашивается: къ чему теперь это оригинальное отличіе наружности, выдающее еврея въ ц?лой толп? народа? Не для того ли, чтобы недруги легче могли узнать жида и см?л?е осыпать его насм?шками и оскорбленіями?

— Насм?шки и оскорбленія посылаются намъ свыше, возразилъ раввинъ, закативъ набожно глаза. — Мы въ изгнаніи… Нашъ Іерусалимъ…

— Мы не въ Іерусалим?, а въ Россіи, рабби. Я утверждаю, что Моисей самъ освободилъ бы свой народъ въ настоящія времена отъ т?хъ особенностей, которыя потеряли уже свою первоначальную ц?ль.

— Боже великій! Какую ересь онъ пропов?дуетъ! возмутился раввинъ.

— А ермолки? Кому м?шаютъ наши б?дныя ермолки? спросилъ одинъ изъ толпы.

— Ермолка — тоже одна изъ безц?льныхъ особенностей. Да и не Моисей ее выдумалъ. Ермолка занесена предками нашими изъ Азіи — изъ жаркихъ странъ, гд? челов?ку часто угрожаетъ солнечный ударъ; тамъ она необходима. Но мы живемъ въ ум?ренномъ климат?; мы скор?е радуемся солнцу, ч?мъ пугаемся его. Спросите медика, и онъ вамъ докажетъ, какъ вредна ермолка, подбитая толстой кожей, для головки золотушнаго ребенка.

— Ой вей миръ! ермолка вредна! изумились н?которые изъ присутствующихъ. — И длинный кафтанъ и соболья шапка тоже вредны? Ха, ха, ха!

— Знаете-ли вы, что такое вашъ національный костюмъ, ваши кафтаны и хвостатыя м?ховыи шапки? Это — ваше униженіе, ваше клеймо.

— Что, что?!

— Да. Въ т? ужасныя времена, когда феодалы, см?ясь, прикалачивали ермолку гвоздемъ къ черепу живаго еврея, въ т? безчелов?чныя времена, когда убіеніе жида польскимъ уголовнымъ уложеніемъ наказывалось штрафомъ въ пятьдесять гульденовъ, евреевъ, для унизительнаго отличія, польскій законъ заставлялъ пялить на себя этотъ безобразный, шутовской кафтанъ, эту см?шную шапку. Была такая пора, когда еврей сверхъ того обязанъ былъ зашивать кусокъ доски въ спину своего верхняго платья и носить знакъ своего позора, какъ каторжникъ носитъ клеймо своего преступленія. И это клеймо вы считаете святыней, и съ этимъ воспоминаніемъ своего позора вы боитесь разстаться? Мн? стыдно за васъ, братья!