Записки еврея

— А, ты и радъ, голубчикъ? Барышню подц?пить желательно, книжницу, п?вицу, плясунью, у которой тоже н?тъ Бога, какъ и у тебя? Н?тъ, погоди у меня; измучу я тебя; прежде въ гробъ уложу, а развода не возьму; барышн? не видать тебя, какъ своихъ поганыхъ ушей.

— Молчи, пожалуйста. Еслибы ты и впрямь потребовала развода, то у меня н?тъ средствъ обезпечить тебя. Я нищій, а вытолкать тебя безъ средствъ счелъ бы варварствомъ.

— Конечно, ты — нищій. Но чего-же ты чванишься? Иди къ откупщику, проси, моли на кол?няхъ, авось проститъ.

— И пойду къ нему, только не просить, не молить, а плюнуть въ его пьяную рожу и отказаться отъ должности!

Въ эту минуту мой ребенокъ, первенецъ, подползъ къ матери и, младенчески улыбаясь, ухватился ручонкою за ея кол?но, нам?реваясь подняться на ножки, но мать такъ грубо и сильно толкнула своего ребенка, что онъ, б?дненькій, упалъ вавзничъ и хлопнулся головкою о полъ съ такой силой, что, въ первую минуту, замеръ на м?ст?. Никогда еще я не чувствовалъ такой ярости и ненависти къ подруг? моей горькой жизни, какъ въ эту минуту.

Я былъ пораженъ этой скверной сценой до мозга костей. Я чувствовалъ, что въ моемъ сердц? какъ будто что-то оборвалось; это была посл?дняя нить моей законной привязанности, посл?дняя искра моей казенной любви. Слово «разводъ», однажды сорвавшееся съ языка, не давало уже мн? покоя; оно постоянно звучало въ моихъ ушахъ, составляло центръ вс?хъ моихъ помысловъ, служило ц?лью моей жизни.

— Разводъ… разводъ… прошепталъ я, выб?жавъ на улицу. — Но какъ развестись? гд? средства, гд? деньги? Ее обезпечить нужно. А скандалъ, еврейская сплетня, суды, да пересуды, ропотъ родныхъ, нападки друзей, непрошенные сов?ты?.. Но это все вздоръ; перенесть можно. Деньги, главное — деньги, гд? ихъ взять?

Глупецъ, я мечталъ о крупной сумм? для выкупа моей свободы, моей личности, моей будущности, а въ карман? звен?ло н?сколько серебрянныхъ мелкихъ монетъ, а въ записной книжк? кололи глаза н?сколько минусовъ въ вид? долговъ. Какъ-то безсознательно поги несли меня по направленію къ гн?зду Тугалова. Только въ виду этого ненавистнаго мн? гн?зда я очнулся и остановился, какъ вкопанный.

— Зач?мъ я иду туда? спросилъ я самого себя. — Просить? Но разв? это послужитъ къ чему-нибудь? разв? это животное способно на состраданіе?

Со скрипомъ растворилось окно въ дом? Тугалова.

У окна сид?ла откупщица, молодая еврейка съ жирнымъ лицомъ дюжинной прачки; она няньчила груднаго ребенка и кутала его въ шелковыя од?яла. Молодая кормилица и нянька-старуха стояли тутъ-же и предлагали ребенку ц?лую кучу д?тскихъ игрушекъ; ребенокъ хваталъ игрушки и швырялъ ихъ куда-то, заливаясь звонкимъ, д?тскимъ см?хомъ. Служанки улыбались, а счастливая мать вторила хохоту своего сына.

Я чувствовалъ то, что чувствуетъ, в?роятно, негръ, впроголодь прислуживающій у сытнаго стола своего властелина, то, что испытываетъ несчастный рабочій людъ, при вид? жирныхъ, здоровыхъ, пресыщенныхъ д?тей фабриканта.

— Теб? что нужно, щеголь? заслышалъ я голосъ Тугалова, звучавшій веселой нотой (я не зам?тилъ откупщика, стоявшаго за спиною у счастливой матери и улыбавшагося во всю ширь своей пасти, при вид? радости своего д?тища).

Отступать было поздно; я вошелъ въ его грязный кабинетъ. Онъ не замедлилъ туда явиться.

— Что нужно? спросилъ онъ меня уже обыкновеннымъ, грубымъ и р?зкимъ басомъ.

— Г. Тугаловъ, вы убавили мое жалованье?

— Гм… Убавилъ. Что-же?

— Мн? и прежде жить было неч?мъ. Я ожидалъ прибавки. Вы не разъ об?щали, а теперь и совс?мъ и умирать съ голода приходится.

— Вообрази, щеголь, что ты еврейскій колонистъ: такъ и живи.

— Но, в?дь я не колонистъ. Я живу въ город?, квартира необходима, топить тоже нужно, ?сть и од?ваться.

— По мн? хоть въ одной рубах? щеголяй, въ моихъ глазахъ все щеголемъ останешься. Ха, ха, ха…

— В?дь я не одинъ… вообразите…

— Знаемъ, знаемъ, п?сня не новая. Дороговизна, долги, д?ти, жена беременная. Кто виноватъ? Занимайся д?ломъ, не твори д?тей. Ха, ха, ха!

Кровь прилила къ голов?, въ вискахъ застучало, кулаки конвульсивно сжались.

— Вы… подлецъ! сорвалось у меня съ языка. Я выб?жалъ вонъ.

Въ тотъ самый день я сдалъ откупной архивъ Ранову. Тугаловъ, желая наказать меня за дерзость, хот?лъ подвести меня подъ какой-то параграфъ питейнаго устава, подъ какую-то уголовщину за несдачу какого-то отчета, за какой-то небывалый захватъ откупной выручки; словомъ, хот?лъ сотворить ту самую подлость, къ какой приб?гали откупщики, иногда самые крупные, для вымещенія своего гн?ва на несчастныхъ служащихъ; но благодаря дружб? Рапова и свойству моей обязанности, заключавшейся въ одной записк? мертвыхъ цифръ, ему это не удалось.

Я остался безъ средствъ. Существовать было неч?мъ. Я р?шился отправить семью къ моей матери въ деревню, самому же остаться въ город? и, перебиваясь кое-какъ, отыскать частную службу. О нам?реніи своемъ я объявилъ жен?.

— Я не по?ду отсюда, съ м?ста не тронусь. Ты избавиться отъ меня вздумалъ, пожуировать на свобод? захот?лось? р?шительно осадила меня жена.

— Ч?мъ же мы жить будемъ?

— Это не мое д?ло. Ты обязанъ кормить, ты на то мужъ.