Читаем Записки еврея полностью

Наконецъ, горячее желаніе Волфа сбылось. Насъ повели куда-то, гд? лежали ц?лыя кучи с?рыхъ шинелей, солдатскихъ фуражекъ и сапоговъ. Насъ вс?хъ въ одинъ день переод?ли. Платье было слишкомъ широко и длинно на насъ. Мы путались въ штанахъ и шинеляхъ; с?рыя фуражки надвигались на глаза, опускались до самаго подбородка, а мы не могли высвободить рукъ изъ длинныхъ рукавовъ шинелей, чтобы сдвинуть шапки. Тяжелая шинель тянула меня въ земл?, солдатскіе сапоги, вдвое больше моей ноги, вис?ли на ногахъ. Когда мы, переод?тые, поплелись въ кавармы по многолюдной улиц?, то прохожіе съ улыбкою останавливались и долго смотр?ли намъ всл?дъ, показывая пальцами. Въ казарм? солдатики встр?тили насъ такимъ громкимъ хохотомъ и прибаутками, что мы, вс? три еврейскіе воина, не могли удержаться отъ слезъ.

— Смотри, робята! кричалъ одинъ солдатикъ другимъ, тыкая на насъ пальцемъ. — Кошка въ м?шк?!

— Тю, тю! оглашали воздухъ другіе: — обезьяны н?мецкія!

Насъ окружили со вс?хъ сторонъ. Одни надвигали намъ фуражки на самый носъ и см?ялись надъ нашими тщетными усиліями высвободить пальцы изъ длинныхъ рукавовъ шинели, другіе немилосердно дергали, а третьи подставляли намъ на ходу ногу и помирали со см?ха, когда мы падали какъ снопы, не будучи въ состояніи сразу подняться на ноги. Насъ замучнли-бы, если бы Петровъ и Семеновъ не вступились за насъ, и не роздалибы ц?лый десятокъ зуботычинъ.

Въ казарм? Волфъ обратился къ Петрову.

— Дядя! подр?жь намъ немного шинели и штаны; в?дь такъ ходить нельзя.

— Что ты, дурачекъ! Какъ же такъ, казенное р?зать? А вотъ я васъ научу, какъ носить надо.

Петровъ поднялъ на полъ-аршина полы нашихъ шинелей и подпоясалъ тонкой шворкой. Штаны онъ засучилъ холстинною подкладкою вверхъ, въ сапоги напихалъ ц?лый ворохъ соломы для того, чтобы нога т?сн?е сид?ла. Намъ сд?лалось удобно. Оставались только одн? фуражки, съ которыми приходилось каждую минуту возиться; но Петровъ засучилъ длинные рукава нашихъ шинелей, и руки наши были настолько свободны, чтобы управляться съ глубокими фуражками.

Прошло нед?ли три посл? того, какъ меня сдали въ рекруты, а я все еще никого не вид?лъ изъ моихъ родителей. И вотъ, однажды, предъ вечеромъ, когда я съ Волфомъ и Дейбою б?галъ по двору, Петровъ позвалъ меня въ казарму.

— Подъ сюда. Тятя спрашиваетъ.

Я бросился въ казарму и повисъ на ше? отца. Онъ ничего не говорилъ. Онъ все ц?ловалъ меня, а крупныя слезы все падали и падали ко мн? за воротъ рубашки, такія теплыя, горячія слезы…

— Чево твоя хозяйка не заглянетъ къ намъ приласкать ребенка; в?дь родная мать, кажись? сурово спросилъ Петровъ отца. — Аль на домъ его повести? И это можно, начальство не возбраняетъ.

Отецъ промолчалъ. Онъ былъ бл?дный, грустный, исхудалый, а красными, припухшими глазами. Борода и пейсы его пос?д?ли!

Черезъ н?сколько минутъ, онъ сунулъ Петрову что-то въ руку, отвелъ въ сторону и долго, долго шепталъ ему что-то на ухо. Петровъ внимательно слушалъ и кивалъ головою.

Я ни о чемъ не догадывался. Я присталъ въ отцу взять меня съ собою, чтобы повидаться съ матерью и сестрами.

— Н?тъ, дитя мое, нельзя. Начальство не позволяетъ, отв?тахъ онъ мн? по еврейски.

— Петровъ-же сказалъ, что можно?

— Онъ ошибся, дитя мое. Не правда-ли, Петровъ? В?дь начальство не позволяетъ ему домой идти? обратился отецъ къ длдьк?..

— Боже упаси! И тебя и меня за это отшлёпаютъ.

— Не грусти, не унывай, сынъ мой! успокоилъ меня отецъ на прощаньи, горячо ц?луя. — Все отъ Бога, его святая вола! Покоримся. На томъ св?т?, онъ намъ за все воздастъ. Тамъ, ужь никто насъ больше не разлучитъ.

Отецъ далъ мн? н?сколько серебрянныхъ мелкихъ монетъ и ушелъ, наказавъ припрятать эти деньги, и т?, которыя онъ об?щался мн? еще принести на будущее время, и не тратить на пустяки.

Скоро посл? этого, насъ троихъ: меня, Волфа и Лейбу отправили на воловьей фур? въ другой городъ. Насъ сопровождали два незнакомыхъ молодыхъ солдата. Когда меня усаживали на фуру, приб?жалъ, запыхавшись, отецъ попрощаться. Онъ вручилъ мн? кожанный кошелекъ, звен?вшій н?сколькими рублями. Онъ долго о чемъ-то упрашивалъ сопровождавшихъ насъ солдатъ и что-то имъ далъ.

— Ерухимъ, сказалъ онъ на прощаньи глухимъ голосомъ: — помни Іегову, Господа Бога нашего. Не изм?няй в?р?. Не то — я прокляну тебя, мать проклянетъ тебя, а Богъ накажетъ.

Со слезами на глазахъ, мы вы?хали изъ родного города. Было начало зимы. М?стами лежали ц?лыя кучи сн?га. В?теръ дулъ холодный, р?зкій. Я и Лейба скоро почувствовали сильный холодъ въ ногахъ и рукахъ. Солома и н?сколько холстяныхъ онучь, какъ и суконныя рукавицы, не согр?вали рукъ и ногъ. Волы еле передвигали ноги. Солдаты, съ ружьями на плечахъ шли п?шкомъ. Мы пожаловались на холодъ.

— Стучи ногу объ ногу и руку объ руку! сурово посов?товалъ одинъ изъ солдатъ.

Мы стучали долго и усердно, но тепл?е не стало. Подъ ногтями рукъ и ногъ я почувствовалъ колючую нестерпимую боль. Я заплакалъ. Солдаты остановили фуру.

— Сл?зай, черти, да п?шкомъ б?гите, а то окол?ете, какъ собаки, и за васъ еще отв?чай.

Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное