Записки еврея

Когда дошла очередь наконецъ до насъ, то насъ осталось всего только трое мальчиковъ: я, Лейба и н?кто Беня. Такъ какъ крупн?е насъ уже не было, то разобрали и насъ. Мы вс? трое попали въ одну и туже небольшую деревню, лежащую подъ горою, на вершин? которой тянулся длинный, густой л?съ. Вся деревня эта занималась преимущественно л?снымъ промысломъ. Л?съ сплавлялся по быстрой, широкой р?к?, протекавшей въ н?сколькихъ верстахъ отъ деревни. Когда мы пришли въ эту деревню, то зима была уже почти на исход?. Сн?гъ началъ таять, вода быстрыми ручьями стремилась съ горъ. Солнце ярко начало показываться по утрамъ, а тепловатый в?теръ в?ялъ по ц?лымъ днямъ. Въ первый-же день нашего прихода насъ разобрали поселяне. Тамъ, гд? насъ было много, маленькихъ, худенькихъ обходили; а теперь, когда насъ осталось всего трое, то и за насъ почти дрались. На каждаго нашлись десятки охотниковъ. Кричали и шум?ли н?сколько часовъ, задобривая, каждый по своему, наше начальство, пока р?шили, кому мы должны отнын? принадлежать.

— Видишь, Ерухимъ, какъ изъ-за насъ спорятъ, шепнулъ о? Лейба. — Въ насъ, значитъ, нуждаются. Намъ тутъ будетъ хорошо.

Отправляя насъ къ хозяевамъ, начальство дало намъ строгое наставленіе сл?по повиноваться и вести себя честно и аккуратно, а хозяевамъ было строго наказано кормить и од?вать насъ какъ сл?дуетъ и, Боже упаси, не бить жестоко, не калечить.

— Да какъ же безъ энтаго? затруднялись наши будущіе хозяева. — Родныхъ ребятъ и то безъ того не вскормишь.

— Ну, провинился — лупи розгой, это можно; а вредить — не см?й, пояснило начальство.

Итакъ, мы разбрелись въ разныя стороны, уговорившись любить другъ друга, сходиться, если только будетъ можно. Разставаясь, мы вс? трое прослезились. Мы чувствовали нашу полн?йшую безпомощность въ незнакомой сред?, между чужими людьми, не им?ющими ничего общаго съ нами.

Мой хозяинъ, за которымъ я шелъ, опустивъ голову на грудь, былъ мужикъ еще молодой, коренастый, съ грубымъ, угрюмымъ лицомъ, покрытымъ угрями. Его косые, маленькіе глаза, разб?гавшіеся во вс? стороны, осматривали меня ежеминутно съ головы до ногъ и страшно пугали меня. Я поглядывалъ на его здоровенный кулакъ и воображалъ себ? тяжесть его, когда онъ опустится на мою голову. Я усп?лъ уже попривыкнуть къ солдатской опек?; меня тревожила новая, мужицкая.

Изба моего хозяина лежала на конц? длинной и узкой деревни, у подножья горы, при дорог?, зм?ившейся множествомъ шаговъ въ гору и терявшейся въ безлиственномъ л?с?, закрывавшемъ собою весь горизонтъ. Дворъ, въ который я ступилъ, былъ обнесенъ плетнемъ, въ н?которыхъ м?стахъ разрушеннымъ. Весь онъ былъ загроможденъ строевымъ и дровянымъ л?сомъ, набросаннымъ въ безпорядк? ц?лыми кучами. На краю двора стояло н?сколько плетеныхъ хл?вовъ, обл?пленныхъ глиною, большой, длинный нав?съ и овчарня. На встр?чу намъ бросилась ц?лая стая громадныхъ, косматыхъ собакъ. Сначала они попробовали приласкаться къ хозяину, прыгая къ нему на грудь, но, получивъ, въ благодарность за ласку, н?сколько пинковъ ногою, они отстали отъ него и набросились на меня. Въ одну минуту полы моей казенной шинели были изорваны въ клочки. Если-бы хозяинъ не разогналъ этихъ чудовищъ, то они самого меня изорвали-бы въ куски.

— Ты чево не обороняешься самъ?

— Я боюсь, пролепеталъ я, заплакавъ.

Хозяинъ какъ-то странно посмотр?лъ на меня съ боку.

Изба была очень большая, сложенная изъ толстыхъ, почерн?вшихъ отъ грязи и копоти, бревенъ, переложенныхъ мохомъ. Маленькія, потускн?вшія окошечки едва пропускали дневной св?тъ. Изба была натоплена до того, что у меня захватило почти духъ, когда я переступилъ порогъ. Земляной полъ былъ покрытъ толстымъ слоемъ грязи и разными нечистотами. Въ одномъ углу стоялъ ткацкій станокъ, въ другомъ деревянная огромная ступа, въ третьемъ столярный становъ. Старая баба работала у ткацкаго станка, другая, молодая, толкла что-то въ ступ?, а д?вка возилась у огромной печи. На широкихъ полатяхъ горланило н?сколько челов?къ д?тей. Оттуда выглядывала с?дая, старческая голова, съ желтымъ лицомъ, обросшимъ с?дою бородою. Подъ самыми полатями, въ углу, видн?лось н?сколько почерн?вшихъ иконъ. Во всей изб? стоялъ ужасный шумъ, трескъ и стукъ.

Переступивъ порогъ, я остановился, обнаживъ голову, не зная куда ступить. Хозяинъ, снявъ шапку, помолился на образа и обратился къ старику, лежавшему на полатяхъ:

— Отбилъ работника, тятя.

— А што?

— Изъ рукъ, шельмецы, вырывали. Ну, да я первый ухитрился уладить.

Старикъ окинулъ меня л?нивымъ взглядомъ.

— Ты чево, малецъ, на образа не кланяешься? прошамкалъ онъ, пожевывая своими беззубыми челюстями.

— Нешто христіанинъ онъ? оправдалъ меня хозяинъ, сынъ старика.

— А што-жь онъ такое?

— Стало быть, изъ жидовъ.

Старикъ ос?нилъ себя крестнымъ знаменіемъ и плюнулъ. Бабы, даже д?ти повернули ко мн? головы и гн?вно на меня посмотр?ли.

— А для-че ублюдка въ избу взялъ? спросила старуха, сверкнувъ глазами на хозяина.

— Подь, Сильвестръ, отдай назадъ, посов?товалъ старикъ.

— Н?, тятя, не можно. Бумагу подписалъ, стало быть — конецъ.

— А што съ нимъ сд?лаешь?