Съ какимъ-то ревомъ хозяинъ бросился на меня, смялъ подъ себя и началъ душить, давить и бить. Долго-ли это продолжалось — не знаю, но когда хозяинъ пересталъ топтать меня ногами, я продолжалъ лежать, ничего не слыша. Онъ н?сколько разъ пытался поставить меня ни ноги, но я падалъ опять, какъ снопъ. Должно полагать, что онъ самъ испугался посл?дствій своей жестокости, потому что засуетился, поб?жалъ за водою и начавъ меня отливать. Какъ однако ни мучился онъ со мною, а я идти не могъ: одна нога была какъ деревянная и когда я пробовалъ ступить ею, такъ бол?ла, что я невольно падалъ. Проклиная меня, онъ оставилъ меня одного, погнавъ стадо домой. Я лежалъ полуубитый, растерзанный, съ закрытыми глазами и горько рыдалъ. Мн? показалось, что кто-то гладитъ меня ко голов? и плачетъ вм?ст? со мною. Я съ усиліемъ открылъ глаза. Возл? меня, на земл?, положа руку на мой лобъ, сид?лъ Беня и горько плакалъ. Я отшатнулся отъ него какъ отъ зм?и.
— Прочь отъ меня! прошепталъ я. — За что ты меня погубилъ? Что я теб? сд?лалъ?
— Не теб?, Ерухимко, хот?лъ я повредить, ты мальчикъ добрый, а подлецу Лейб?, отдающему собакамъ то, о чемъ просятъ у него братъ.
— Какой ты намъ братъ! зам?тилъ я и отвернулся.
Пришелъ хозяинъ еще съ однимъ мужикомъ и потащили меня домой. Хозяинъ былъ разстроенъ, угрюмъ и молчалъ во всю дорогу. Меня положили въ хл?ву на солом?. Черезъ часъ хозяинъ привелъ какого-то отставнаго солдата коновала. Солдатъ ощупывалъ и вытягивалъ мою ногу, причиняя мн? нестерпимую боль, и наконецъ р?шилъ, что перелома н?тъ, а только сильный вывихъ.
Я валялся долго, пока выздоров?лъ и началъ ходить, н?сколько прихрамывая. Во все время моей лежачки, старуха приносила мн? два раза на день какіе-то помои, крохи и объ?дки и при этомъ всегда обзывала меня л?шимъ и ублюдкомъ, и никакъ не могла простить мн? выпитаго тайкомъ молока.
Когда я совс?мъ выздоров?лъ, — наступила уже осень, а за нею потянулась суровая, страшно-холодная зима. Осень и зима посвящались моимъ хозяиномъ л?сному промыслу. Онъ рубилъ тонкій и строевой л?съ и по санной дорог? свозилъ въ свой просторный дворъ, откуда, въ начал? весны, при полноводіи р?ки, сплавлялъ въ городъ. Къ этому л?сному промыслу хозяинъ началъ употреблять меня. Въ то время, когда онъ подрубливалъ толстыя высокія деревья, я собиралъ валежникъ и рубилъ молодыя, тонкія деревья. Работа эта начиналась съ самаго ранняго утра и оканчивалась позднимъ вечеромъ. Питались мы съ хозяиномъ однимъ хл?бомъ и солью, а изр?дка соленою, сухою и тягучею, какъ подошва, рыбою. Хозяину было тепло: онъ былъ од?тъ въ двухъ кожухахъ, а я какъ собака мерзъ и дрогъ въ своемъ казенномъ полушубк?, совс?мъ опл?шив?вшемъ и въ дырявой шинелишк?. Особенно зябли ноги, не смотря на постоянное мое постукиваніе и припрыгиваніе. За то, возвращаясь вечеромъ въ жарко натопленную избу, похл?бавъ горячей барды съ хл?бомъ и уложившись у печки, я чувствовалъ себя невыразимо хорошо и засыпалъ сладкимъ сномъ. Меня не били и почти не ругали. Хозяинъ былъ доволенъ моимъ усердіемъ. Все шло какъ нельзя лучше, когда со мною приключилась новая б?да.