Записки еврея

Главное брачное бюро устроилось у моего скареды-учителя. Онъ завербовалъ къ себ? ц?лую дюжину сватовъ и свахъ, которые состояли у него на посылкахъ, шныряли ц?лые дни по городу и выв?дывали, у кого сколько брачнаго товара, сколько можно слупить приданаго, а главное — ч?мъ можно поживиться отъ родителей об?ихъ сводимыхъ сторонъ.

Главный сватъ — мой учитель, какъ практическій во вс?хъ отношеніяхъ челов?къ, завелъ въ своихъ оригинальныхъ д?лахъ порядокъ, сд?лавшій бы честь любому н?мцу. Заведены были списки вс?мъ мальчикамъ и д?вочкамъ города Л. Въ особыхъ графахъ отм?чались ихъ физическія и нравственныя свойства, денежныя и прочія условія, а также цифры об?щаннаго родителями свату вознагражденія за удачное сводничество. Съ самаго утра толкались евреи и еврейки въ дом? брачнаго бюро, и осаждали учителя разными справками, вопросами, просьбами и щедрыми об?щаніями. Онъ чрезвычайно ловко, съ большимъ достоинствомъ выдерживалъ свою роль; р?чь его была кратка до лаконизма, р?зка до грубости, или уб?дительна, краснор?чива и заискивающа, смотря по тому, кто къ нему обращался, и каковъ ожидаемый результатъ для собственнаго его кармана. Мой д?тскій сонъ опять былъ прерываемъ въ самую сладчайшую его пору; меня расталкивали почти до св?та, чтобы усп?ть прибрать и выместь комнаты до нашествія пос?тителей, являвшихся въ бюро уже съ зарею. Учитель, съ н?которыхъ поръ, окончательно пересталъ со мною церемониться. И онъ былъ, по своему, правъ. Отъ моихъ родителей долгое время уже не получалось ни писемъ, ни денегъ, сл?дующихъ за мое жалкое воспитаніе и кормленіе. Я сознавалъ неловкое мое положеніе въ его дом? и за его столомъ. Съ особенною робостью и заст?нчивостью я опускалъ свою ложку въ мутныя волны пакостной фасольной похлебки, а онъ посматривалъ на меня такими глазами, какъ-будто думалъ въ душ?: «неужели ты никогда не подавишься, щенокъ?»

Однажды, часовъ въ шесть утра, стоялъ и молился я въ углу залы (если можно такъ назвать неправильную, грязную комнату, лишенную почти всякой мебели, кром? хромого стола и н?сколькихъ искалеченныхъ жесткихъ стульевъ). Я молился, то-есть бормоталъ что-то безсознательно, держа предъ носомъ мой толстый молитвенникъ. Глаза слипались, я не прочь былъ завалиться спать, еслибы было гд?, и еслибы я не боялся педагога. Онъ сид?лъ уже у стола и перелистывалъ свои списки, д?лая на нихъ какія-то отм?тки обрубкомъ пера, опачканнаго чернилами. Распахнулась дверь. Въ комнату вошелъ какой-то сгорбившійся чурбанъ. Лицо его было грубо до отвращенія, и изборождено оспой. Надъ правымъ глазомъ красовалась какая-то синебагровая шишка, на носу возс?дала ц?лая группа разнокалиберныхъ бородавокъ. Онъ былъ безобразенъ съ головы до ногъ. Мои сонъ и молитвенное настроеніе мигомъ разс?ялись. Въ горл? у меня защекотало, я едва влад?лъ собой, чтобы не прыснуть со см?ху.

— Кто зд?сь шадхенъ? см?ло спросилъ пос?титель.

— Что нужно? спросилъ, въ свою очередь, учитель.

— Жена нужна. Я вдовъ. За дв? нед?ли умерла жена, восьмеро челов?къ д?тей. Н?тъ хозяйки. Некому стряпать, проворчалъ своимъ грубымъ, безучастнымъ голосомъ интересный вдовецъ.

Учитель окинулъ его насм?шливымъ взглядомъ съ головы до ногъ.

— Сколько л?тъ? р?зко спросилъ шадхенъ.

— Кто его знаетъ!

— Ч?мъ живешь?

— Я мешоресъ въ ахсаніе (прислужникъ въ еврейской гостиниц?).

— Деньги им?ешь?

— Приданаго не нужно, платье — тоже. Отъ первой жены осталось.

— Деньги им?ешь? повторилъ вопросъ учитель.

— И деньги им?ю.

— Сколько?

— Тридцать рублей чистаганомъ им?ю.

— Для тебя нев?сты не им?ю.

— Гм! Почему же?

— Потому что мы заботимся теперь поженить малол?токъ. Ты же никогда не опоздаешь.

— А если придетъ царскій указъ?

— Указъ тебя не касается.

— А если тогда нельзя будетъ уже?

— Теб? всегда можно будетъ. Проваливай!

Во время этихъ переговоровъ, кошачьей поступью, вкралась въ комнату зашлепанная, ободранная еврейка-сваха, состоявшая въ свит? моего учителя. Она остановилась въ дверяхъ, и прислушивалась къ разговору. Услышавъ, что главный шадхенъ выпускаетъ изъ рукъ поживу, она выдвинулась впередъ, кашлянула, обратила на себя вниманіе вдовца, и разными комичными кривляньями дала ему знать, чтобы онъ сл?довалъ за нею. Чрезъ н?сколько секундъ, она прокралась въ дверь, а вдовецъ вошелъ за ней. Учитель зам?тилъ весь этотъ маневръ.

— Ха-ха-ха! Эка дура! Вздумала меня надувать и отбивать лафу. ?шь, голубушка, на здоровье! Много стащишь! Тридцать рублей чистаганомъ! Ротшильдъ!

Явился новый пос?титель. Это былъ еврей с?добородый, почтенной наружности, и довольно опрятный. Учитель вскочилъ на ноги, и поб?жалъ ему на встр?чу съ подобострастной улыбкой на губахъ.

— Добро пожаловать, добро пожаловать, дражайшій раби Шмуль. Ц?лый день вчера б?галъ для васъ, но за то отыскалъ женишка на славу. Жемчужина, а не мальчикъ! Садитесь же, дорогой мой раби Шмуль, покорн?йше прошу садиться. Вотъ вамъ мой стулъ. Пожалуйте.

Пос?титель не торопясь ус?лся.

— Тяжелыя времена! страшныя времена! застоналъ раби Шмуль, нахлобучивъ шапку на глаза и засунувъ оба толстыхъ пальца своихъ рукъ за широкій бумажный поясъ.