Меня разговоръ родителей привелъ въ восторгъ. Я изъ него почерпнулъ одно: что въ скорости я буду од?тъ, обутъ и сл?довательно… Отъ этой мысли сердце запрыгало у меня въ груди. Что же касается до видовъ, какіе им?ютъ на меня родители, это меня ничуть не интересовало. На свой докторскій дипломъ я давно уже махнулъ рукою и вообще о будущемъ не заботился.
Чрезъ н?которое время я, къ великой моей радости, балъ од?тъ и обутъ по посл?дней мод?. Грубая, бумажная матерія, изъ которой шились еврейскіе кафтаны и изъ которой былъ сшитъ и мой новый кафтанишко, им?ла цв?тъ не черный, лоснящійся, какъ гуттаперчевые плащи, а сизый, матовый; стоячій воротникъ моего кафтана былъ непом?рно высокъ и щекоталъ меня подъ ушами; мои нанковые шараварики уже не завязывались тесемками выше кол?нъ, а спускались гораздо ниже и скромно прятались въ нечерненныя голенища моихъ, солдатскаго изд?лія, сапоговъ; въ моемъ кафтан? со шлейфомъ обр?талась лишняя прор?ха, куда можно было засунуть руку для пущей важности. Снаружи прор?ха эта им?ла видъ кармана, но въ сущности это былъ не карманъ, а что-то такое, экстраординарное, для меня совершенно непонятное. Впосл?дствіи, когда я пристрастился въ музык?, я нашелъ этому сверхштатному, обманчивому карману должное назначеніе. Еще позже я подм?тилъ, что еврейскіе
— Жаль матерію портить, объявила она портному, который повидимому началъ склоняться на мою сторону: — и притомъ, онъ съ каждымъ днемъ растетъ. Подр?зать во всякое время можно, а прибавить не такъ легко.
Какъ только портной вышелъ, я бросился изъ комнаты съ нам?реніемъ отправиться туда, куда такъ неотразимо влекло меня мое сердце.
— Куда? прикрикнула на меня мать.
— Я… хот?лъ пойти немного погулять… Сколько времени я изъ комнаты не выхожу.
— Разд?вайся сейчасъ! скомандовала мать. — Новое платьевъ первый разъ над?ваютъ набожныя души въ честь субботы. Не треснешь, если два дня и пообождешь.
Съ б?шенствомъ я началъ срывать съ себя новое платье. Ц?лый день я угрюмо молчалъ и вс?хъ дичился, но на меня никто не обращалъ вниманія.
Сов?тъ, данный матерью отцу, какъ видно, возым?лъ свое д?йствіе: отецъ в?роятно обратился съ просьбою къ откупщику о ссуд? ему денегъ, и надобно полагать, что откупщикъ не поскупился на этотъ разъ. Д?тей обули и од?ли, а Сара сд?лалась такою нарядною, какъ никогда. Я съ большимъ удовольствіемъ на нее посматривалъ.
— Какая ты хорошенькая, Сара! приласкался я къ ней, и ущипнулъ ея розовую щечку.
— Убирайся, ты! вознегодовала она на меня. — Ты испачкаешь меня и сомнешь платье, а потомъ мн? же достанется.
— А знаешь, Сара, для чего это тебя такъ нарядили?
— Для чего?
— За тебя сватаются…
— Не ври, пожалуйста.
— Ей-богу, сватаются.
— Кто? спросила Сара, заал?вшись какъ маковъ цв?тъ.
— Не скажу.
— Голубчикъ, Сруликъ, скажи. Сестра, въ свою очередь, начала ласкаться ко мн?.
— Убирайся, отстань, кафтанъ сомнешь, потомъ мн? же достанется изъ-за тебя, передразнилъ я ее пискливымъ, сердитымъ голосомъ.
— Смотри, пожалуйста, какія радости! прикрикнула на насъ мать, появившаяся внезапно на порог?.— Теб?, кобыла, больше д?ла н?тъ, какъ только болтать. Ступай въ кухню. Борщъ весь выкипитъ. Да осторожн?е; платье новое береги. А ты, батракъ, чего баклуши бьешь? д?ла себ? не отыщешь?
— Да какое же д?ло?
— Мало книгъ вонъ тамъ на полк?? Вс? небось наизусть знаешь?
Мать съ каждымъ днемъ д?лалась сварлив?е, отецъ — угрюм?е.
Наступилъ жданный канунъ субботы. Какъ только солнце собралось къ закату, я вл?зъ въ свои новые сапоги, и напялилъ на себя модный кафтанъ. Въ первый разъ въ жизни я съ такимъ нетерп?ніемъ порывался въ синагогу. Я вознам?рился дойти до нее окольными путями, чтобы хоть издали мелькомъ посмотр?ть на флигелекъ милыхъ Руниныхъ.
— Куда это ты такъ торопишься? спросила меня мать, когда я собирался перешагнуть порогъ.
— Въ синагогу хочу.
— Ишь какъ приспичило! Обожди, вм?ст? пойдемъ.
Въ субботу, утромъ, я всталъ раньше обыкновеннаго и поторопился опять въ синагогу. Но меня пресл?довала какая-то невидимая сила, насм?хавшаяся надъ моимъ преступнымъ нетерп?ніемъ.
— Постой, воспрепятствовалъ отецъ — со мною вм?ст? пойдемъ.
Да проститъ мн? Богъ! я въ эту субботу очень невнимательно молился. Я больше занимался засучиваніемъ своихъ ненавистныхъ рукавовъ, ч?мъ перелистываніемъ толст?йшаго молитвенника. Рукава эти издавали какой-то звукъ, не то шелестъ, не то скрыпъ, и всякій разъ скользили обратно, совершенно погребая мои пальцы въ своихъ н?драхъ.
Едва кончился субботній об?дъ, едва только родители отправились на боковую, какъ я, крадучись, пробрался за дверь, и пустился со вс?хъ ногъ б?жать.