Можете себе вообразить какую славную троицу мы представляли, переговариваясь вполголоса в спальных покоях Лала. Наш доблестный визирь, если только не выглядывал за занавеску, чтобы удостовериться, что нас не подслушивают, то и дело взбадривал себя щепоткой-другой нюхательной пешаварской смеси, в которой, как я предполагал, содержались более стимулирующие средства, нежели просто тертый табак. Похоже было, уверенность Тедж Сингха его несколько приободрила; толстяк же расхаживал по комнате, словно Наполеон при Маренго, колыхая тяжелым животом и бренча саблей, и свистящим шепотом рассказывал мне, как будет в беспорядке удирать хальса после первого же сильного удара. Я же лежал, нянча свою лодыжку, пытаясь забыть о собственной плачевной ситуации и моля Бога, чтобы Лалу Сингху удалось удержать свой штаб в повиновении, прежде чем иссякнет действие его чудодейственного нюхательного табака. Интересно, были ли еще подобные примеры в истории войн: два генерала, желающие поражения собственной армии, перешептываются sotto voce[660]
с вражеским агентом, в то время как их командиры в нетерпении дожидаются приказа, который (если повезет) отправит их прямо к разгрому? Вы скажете, что нет, но, зная человеческую натуру и военное мышление, я бы не был столь уж в этом уверен.Я оставался в укрытии, когда после полудня Лал и Тедж вышли объявить о своих намерениях командирам дивизий. Лал выглядел геройски в своем серебряном панцире, с отчаянным блеском в глазах — насколько я понимал, вызванным отчасти страхом, а отчасти — гашишем. Они провели свое совещание прямо верхом, в виду Фирозпура. Позже Тедж рассказывал мне, что визирь был в отличной форме, излагая мой план, словно сержант на плацу и пресекая даже легчайшие намеки на возражения, которых, кстати, было гораздо меньше, нежели я предполагал. Видите ли, дело было в том, что стратегия казалась вполне правильной, но что воодушевило генералов больше всего — так это отказ Лала сражаться с кем-либо, кроме самого Гауга. Это свидетельствовало о гордости и уверенности, так что вызвало шквал приветствий, которые эхом разносились вокруг и всем не терпелось отправиться в поход. Горрачарра еще до сумерек двинулась на восток, а Тедж, в своем духе, устроил грандиозную неразбериху, рассылая приказы чтобы его пехота и пушки снимались с лагеря и шли к Фирозпуру. Адъютанты скакали во все стороны, пели рожки, а сам главнокомандующий в конце концов вернулся в шатер Лала, разослав кучу приказов, с которыми, если повезет, исполнителям пришлось бы разбираться несколько дней.
Финальная же сцена комедии была сыграна той же ночью, перед тем, как я выехал из лагеря. Лал настаивал, чтобы я отправился прямо к Гаугу, и рассказал тому, как два хороших парня, Лал и Тедж, выставляют хальсу на разгром, но я решил этого не делать. Гауг должен был находиться где-то на востоке, а я не имел желания рыскать за ним по округе, которая к тому времени уже вся кишела горрачаррой.
Гораздо лучше будет, предложил я, проехать пару миль до Фирозпура, где Литтлер будет счастлив узнать, что Гауг получит радостные вести в нужное время (а Флэши получит давно заслуженный отдых). Тедж согласился, предложив мне ехать под белым флагом, под видом парламентера, который везет Литтлеру окончательные требования визиря о сдаче. Лал начал было возражать, но Тедж возбужденно настаивал, указывая ему на риск, которому я подвергнусь, если попытаюсь проскользнуть сквозь посты Литтлера незамеченным.
— А если его подстрелит часовой? — пропищал он, размахивая своими жирными ручками. — Тогда Джанги-лат так и не узнает о наших добрых к нему намерениях и о планах, которые мы придумали, чтобы уничтожить этих свиней из хальсы! А наш дорогой друг, — (то есть я), — зря отдаст свою жизнь! Об этом нечего и думать!
Я поймал себя на том, что поведение Тедж Сингха с каждой минутой нравится мне все больше и больше.
— Но разве полковники не заподозрят предательства, если увидят, что к Литтлер-сагибу послали курьера? — воскликнул Лал.
Гашиш из него понемногу выветрился, так что сейчас он обессиленный валялся на своей шелковой постели, мучая себя глупыми вопросами.
— Да они даже про это не узнают! — крикнул Тедж. — Подумай только — стоит нашему дорогому багатуру лишь переговорить с Литтлер-сагибом, и доверие Сиркара к нам обеспечено! Что бы ни случилось, наша дружба будет очевидна!
Для него было очень важно — оставаться в хороших отношениях с Симлой, чтобы не случилось с хальсой. Он даже предложил, чтобы я захватил с собой письменное сообщение, подтверждающее бесконечную преданность Лала Сиркару, это должно было показаться более убедительным, чем просто слова. Но это так напугало Лала, что он чуть было не зарылся в простыни.
— Письмо? Ты сошел с ума? А что, если оно попадет в чужие руки? Я что, должен сам подписать себе смертный приговор? — Он в гневе вскочил. — Тогда сам его и пиши! Объяви о своем предательстве и скрепи это своей подписью! Давай, ты же главнокомандующий — ты, толстый мешок с навозом...