Записки Флэшмена. Том 2.

Это он, похоже, припомнил нашу драку в улочках Лахора — ну и пусть. А может это все же был осторожный ход, чтобы попробовать завербовать Флэши уже сегодня? Репутацию и доверие не купишь ни за какие деньги. Лоуренс, Гулаб... даже королева примеряет на меня свой чепчик. Угу, но все при этом хотят видеть меня подальше от дома. Я поблагодарил Гулаба, объяснив ему очень вежливо, что не гожусь на роль солдата удачи и он покачал головой, пожал богатырскими плечами и принял это. Я поинтересовался, почему он так уверен, что за ним останется Кашмир и старый хитрец спокойно заметил, что это указано в договоре. Теперь настал мой черед вытаращиться от удивления.

— Но ведь его условия секретные — ты не можешь их знать!

— А почему бы и нет? О, не от Лоуренса-сагиба и не от других твоих людей. — Он задрожал от хохота. — Но ведь это Пенджаб и должен же я знать, что происходит? В договоре шестнадцать статей, в которых дурбар передает британцам берега Сатледжа и Джалландар-Доаб, оставляя за собой только катч-хальсу[726], численностью лишь в 20 000 штыков и 12 000 кавалеристов, а также обязуется выплатить гигантскую контрибуцию в полтора миллиона фунтов стерлингов... — К моему удивлению, он вновь разразился смехом. — Тебе нет нужды говорить Лоуренсу-сагибу и Малки-лату, что я все это знаю — пусть спокойно спят по ночам! Но даже если ты им скажешь, это не будет так уж важно — они все равно не изменят эти условия, потому что это — все, что им нужно. Отторгнуть от Пенджаба богатейшую провинцию, наказать нас и показать всему миру, что бросать вызов Сиркару — это безумие. Ага, и еще маленькая, слабая хальса, остающаяся под командой этого льва среди воинов — Теджа Сингха, да Лал в роли визиря и покорный дурбар, исполняющий все ваши требования. Далипу же и его матери предназначены роли послушных марионеток — щедро оплачиваемых, конечно — уж за этим проследят. Так что Пенджаб остается свободным — только вот хозяйкой в нем будет Белая Королева.

Я не сомневался в его информированности — в стране шпионов просто не может быть секретов. И это был наилучший для нас выход: контроль без завоевания. Одного только я не мог понять.

— Каким же образом лахорский дурбар сможет заплатить контрибуцию в полтора миллиона? Они же банкроты, не так ли?

— Совершенно верно. Поэтому, не имея денег им придется расплачиваться королевством — путем передачи Кашмира и горных провинций британцам.

— А мы передадим тебе Кашмир за оказанные нам услуги?

Он покачал головой.

— Нет... вы продадите мне Кашмир, за полмиллиона. Твои соотечественники никогда не упускают возможности получить прибыль. А еще говорят, что евреи — ловкие люди! Цена не будет указана в договоре — так же, как ничто другое, что могло бы бросить тень на добрые отношения с Пенджабом и лояльность по отношению к нему.

— Что это значит?

— Ты же слышал о нашей «Горе Света» — Кох-и-Нуре, величайшем алмазе Голконды? Так вот, его также отберут у нас в качестве трофея для вашей королевы.

— Да ну? Доля Ее Величества от грабежа, а? Хорошенькое дельце!

— Пусть она его получит, — великодушно изрек Гулаб. — Пусть приз достанется сильному. А терпеливому — оплаченный рабским золотом... Кашмир.

Очевидно, Хардинг не был предупрежден, что я снова прибыл в штаб-квартиру, потому что он явно удивился, когда я ввел Гулаба в большую палатку дурбара и бросил весьма выразительный взгляд на Лоуренса. Здесь подобралась просто чудная галерея — включая Мэксона, который при Лоуренсе чуть не потерял пост агента после смерти Броудфута; Карри, государственный секретарь и множество других «калькуттских валла», как их называл Лоуренс. Когда я представил «Его высочество раджу Гулаба Сингха», то почти мог прочитать мысли Хардинга. «Заговор, — думал он, — теперь этот мелкий жулик будет клянчить Хайберский перевал в аренду на 99 лет». Г.Г. был сама холодность и достоинство по отношению к Гулабу, который раболепствовал, кряхтел, переминался на своих подагрических ногах и опирался на палку, в надежде, что ему все-таки предложат присесть, чего так и не случилось. Хардинг ответил на его приветствия формальным подтверждением их получения и обещанием (но не говоря этого прямо, так как он был мастером дипломатических переговоров) что условия, которые Гулаб скоро услышит, предполагают сокращение Пенджаба в размерах и что они еще могут считать, что им повезло так легко отделаться. Затем он подвел старого вождя к Карри и Лоуренсу, которые должны были объявить ему условия договора и они увели Гулаба с собой. Хардинг одарил меня еще одним ледяным взглядом, и на мгновение мне показалось, что он собирается обратиться ко мне, но все же он передумал. Все это время его подхалимы из Калькутты так глазели на меня, что стало понятно — уже пущен слух, что Флэши — плохой мальчик. Поэтому я закурил чируту, в надежде, что кто-нибудь сделает мне за это выговор, но поскольку такового не последовало, просто вышел подышать свежим воздухом.