Записки Флэшмена. Том 2.

Начнем с Балкан... Вам, должно быть, известно, что они населены людьми, готовыми в любой момент вцепиться друг другу в глотку, а их турецкие господа (которым, если хотите знать мое мнение, в Европе вообще делать нечего) неспособны контролировать ситуацию. Добавьте бесконечные восстания недовольных народов и стремление России и Австрии вломиться на полуостров в погоне за своими собственными интересами. Мы по большей части симпатизировали туркам — не потому что любили этих скотов, а потому что боялись русской экспансии в Средиземноморье (со времен Крымской войны, в которой ваш покорный слуга покрыл себя неувядаемой славой и беспрестанно пускал ветры по вине трофейного шампанского)[774].

Одновременно мы постоянно побуждали турок вести себя не так зверски по отношению к своим балканским подданным. Но без особого успеха — турки они и есть турки, — и когда в 75-м болгары восстали, а османы перерезали 150000 мятежников, дабы показать, кто тут хозяин, Гладстон впал в настоящее бешенство и изрек знаменитую фразу про то, что турок надо выставить вон раз и навсегда. Но он запел другую песенку, едва только русские вторглись на оттоманскую территорию и задали султану изрядную трепку: не могли же мы допустить, чтобы иваны господствовали на Балканах. Шло к тому, что нам еще раз придется сажать Большого Медведя на цепь — наши корабли сосредоточились у Дарданелл, а индийские полки на Мальте. Но кризис миновал, когда Россия и Турция заключили мирный договор в Сан-Стефано.

Проблема была в том, что этим договором предусматривалось создание так называемой «Великой Болгарии», которая явно обещала стать русской провинцией и плацдармом на пути к Средиземному морю и Суэцкому каналу. Австрийцы, имевшие на Балканах свои интересы, тоже косо смотрели на московитов, и в целях сохранения мира Бисмарк — «честный маклер» (ха-ха!) — предложил созвать в Берлине конгресс, дабы скорректировать Сан-Стефанский договор ко всеобщему удовольствию, насколько таковое возможно[775].

— Там будут все! Tout le monde[776]! — Бловиц буквально светился от возбуждения. — Князь Бисмарк в качестве председателя; лорд Солсбери и лорд Биконсфилд — так нам надо приучиться называть теперь месье Д`Израэли; Хаймерль и Андраши от Австрии, Депре и Ваддингтон от Франции, Горчаков и Шувалов от России... Ах, и еще множество других персон из Турции, Италии, Германии... О, это будет величайшая конференция Держав со времен Венского конгресса, и на кону судьба всей Европы — да что там: всего мира!

Я видел, что журналист оседлал своего конька, но не понимал, какое отношение может это иметь ко мне. Бловиц конфиденциально придвинулся, обдав меня чесночным смрадом.

— Будет выработан новый мирный договор. Негоциации будут в высшей степени секретными. За закрытые двери не должно просочиться ни единое слово до тех пор, пока новый трактат не обнародуют. И сделает это, без сомнения, лично князь Бисмарк. — Голос его упал до шепота. — Получится величайшая новость столетия, друг мой, и корреспондент, который вызнает ее раньше остальных, станет первым среди журналистов всего мира! — Округлое румяное лицо Бловица окаменело, а голубые глаза уже не казались невинными. — «Таймс» желает получить этот репортаж... Первый! Единственный! Эксклюзивный!

При каждом слове палец ударял по столу, и я подумал: «Да, такой вполне способен заставить первого мужа своей жены нахлебаться водицы, как пить дать». Потом он откинулся и снова озарился улыбкой.

— Еще по коньячку, дружище?

— У вас имеется уховерт в посольстве, так ведь? Сколько вы платите этому человеку?

Он подмигнул на манер интригующего херувимчика.

— Кое-что получше «уховерта», дорогой `Арри. Я намерен получить entree[777] к мыслям одного из важнейших делегатов... при этом он даже не догадается об этом!

Бловиц настороженно огляделся — не прячется ли Бисмарк за ведерком для льда.

— Русский посол в Лондоне граф Петр Шувалов будет вторым после князя Горчакова представителем своей страны. Это обходительный и опытный дипломат и величайший распутник во всем corps diplomatique[778][779]. О, это настоящий сатир, потребляющий женщин, как вы — сигары. И в руках любовницы, знающей, как угождать его чувствам, он становится... э-э, qui nе s`en fait pas... Как это будет по-английски?..

— Покладистым?

— Precisement[780]! Покладистым... сверх всяких пределов. Могу привести множество примеров, назвать имена, способные сильно удивить вас...

— Проклятье, а вы не думали издать свои воспоминания? Это будет настоящее золотое дно!

Бловиц отмахнулся.