Записки Флэшмена. Том 2.

— Как я уже говорил, мне неизвестно, что вы с ним делали в Штракенце много лет назад. Какая-нибудь затея Отто Бисмарка, не так ли? Что я знаю, так это то, что вы сошлись под конец клинок к клинку в каком-то замке. И не было конца сожалениям моего сатрапа, что дело не дошло a l`outrance[935]. Не знаю уж, что там было между вами, но хотел бы я получать соверен за каждый раз, когда старик говорил: «Единственное, чего я хотел, так это покончить с Флэшменом! Это был сильный фехтовальщик, знающий все грязные уловки, но я был лучше. Эх, если бы только мне удалось разделаться с ним!» Вот собственные его слова.

Виллем повернулся и порылся в куче вещей, сваленных у входа в туннель, а когда обернулся снова, в каждой руке у него было по обнаженной сабле. Узкие лезвия зловеще поблескивали в тусклом свете, сочившемся через разлом в верхушке пещеры.

— Поэтому я чувствую себя обязанным закончить это дело за него.

— Но... но... — я пытался вымолвить хоть слово. — Это безумие! Бога ради, приятель, какая в этом нужда? Я же сказал, что не пророню ни слова! Буду нем как могила...

— Золотые слова! — восклицает он. — Я сам не сказал бы лучше! А коли речь зашла о могилах, то можно ли представить более величественный мавзолей? — Его сабля описала круг, указывая на мрачную обстановку пещеры. — Чистая готика, верно? Ах, да заткнитесь вы! Не надо потчевать меня баснями, что не скажете ничего ищейкам, если те сцапают вас. Потому что это ложь и нам обоим это известно. Да и в любом случае не важно — я делаю это из сыновней почтительности.

Просунув саблю между моих лодыжек, он перерезал веревку.

— Можете попрыгать, как ягненок, и поразмяться перед дракой. Вы же у нас проворный Гарри, ага? Проворство вам понадобится, обещаю.

— Что за бред! — Я с трудом выбрался из койки. — Я вам не верю! Это же безумие! Я же пообещал, что не стану болтать, ну?

Сделав нетвердый шаг, я споткнулся и кувырнулся на пол.

— Черт, развяжите мне руки и выслушайте, идиот! Ваш папаша не одобрил бы такого: мы с ним, с Руди, были приятелями, черт, товарищами! Сами говорите, что он был расположен ко мне...

— Верно. А еще советовал пристрелить вас, как только увижу. Так что можете считать себя везунчиком. Ну же, еще шажок!

Штарнберг врезал мне саблей плашмя по окороку и я, чертыхаясь, снова поднялся.

— Сейчас я освобожу вам кисти, дам минуту поразмять их, после чего вы подбираете саблю. — С этими словами он бросает одну на койку. — И мы продолжим с того места, на котором вы с сатрапом тогда прервались, дошло?

— Черта с два! Я не стану! Побойтесь Бога, приятель, какой в этом смысл? Я ведь не сделал вам ничего дурного... Даже не пытался провалить ваш треклятый заговор...

— Ничего, разве что едва не перерезали яремную вену. Но я не ставлю вам это в вину. Издержки производства.

И он приставил острие к моей груди.

— Приступим.

— Я не буду драться, говорю же! — едва не плача, взвыл я. — Вы не заставите меня!

— Это точно, — кивает Виллем. — Так же как не смогу проткнуть безоружного, да? — Улыбочка его сделалась хищной. — Можете убеждать себя, хотя стоит вам сделать шаг в этом направлении...

Он стал оттеснять меня назад, вдоль рельсов. Мне поневоле пришлось пятиться, ноя, умоляя и проклиная его по пути.

— Мимо тележки, пожалуйста, — скомандовал Билл, после чего взял меня за плечо, развернул и ухватил за связанные кисти. — «Буйволы»[936] стой: раз, два! Не собираетесь же вы упасть и разбиться? Пока...

Я едва не рухнул в обморок. Мы оказались на самом краю разлома, где заканчивались пути, и я смотрел в узкий провал, гладкие стены которого были различимы только на несколько ярдов, чтобы затем исчезнуть в черном небытие. Со сжавшимся в комок желудком я забалансировал на краю и попытался податься прочь от жуткой бездны, но Виллем, гнусно хихикая за спиной, железной хваткой вцепился мне в плечо.

— Подходящий склеп для солдата, да? Вот куда отправится ваша бренная оболочка, когда вы ее сбросите. Не могу сказать, насколько там глубоко, но похоже, что стены на некотором расстоянии внизу сужаются, как в славных французских oubliettes[937], так что вы, наверное, скоро застрянете. Но вам, мертвому, будет уже все равно. С другой стороны, если не хотите драться, можете прыгнуть туда живым и проверить, сколько протянет зажатый между камней человек.

В этот миг я сломался. Ужас, веющий от зияющего провала, мысли о полете во тьму, о камне, сдирающем кожу, о том, как висишь между стиснувшими тебя стенами, беспомощный и жалкий, обреченный умирать по капле, гнить заживо в утробе земли... Я заверещал, умоляя о пощаде, обещая молчать, затрепыхался, как безумный. Наконец он отпустил меня, и я рухнул на колени, фонтанируя слезами и прося смилостивиться надо мной, суля целое состояние. Виллем слушал, несколько сбитый с толку, потом расхохотался, как чокнутый.