Читаем Записки из Японии полностью

Умиротворение и странное спокойствие, совсем не свойственное странникам… Кажется, круги на воде, нарушающие отражение, остановились, время замерло на секунду, и вот перед нами идеальный результат: чистота и прозрачность. Безвременно появившись там, вы забудете о категории времени как таковой: ибо она перестанет для вас существовать. Никто не смог бы жить, как раньше, хотя бы раз очутившись где-то вне времени и пространства. Это как будто быть «никем», а стать «всем», поглатывать и мучиться от жажды – и вдруг вдоволь напиться.


Тории на острове Миядзима


Бродить бесцельно, покоряя всё новые и новые вершины, бесстрашно ступая на камень, кажущийся надежным, но на самом деле повисший на краю обрыва. Очень реалистичная зарисовка из жизни, этакий шарж, смело и карикатурно отражающий весь мировой процесс одним штрихом.

Творчество дождя отражалось в каждой частичке меня и мира вокруг.

Кажется, любезный читатель, мы вдались в область философии и ненадолго покинули таинственный остров Миядзима, который даже капли черного дождя обошли стороной (дождь после атомной бомбардировки Хиросима[4]). Священные силы, охраняющие его, подули прохладными ветрами и растворили смертоносные капли скорби.


Где-то не иначе как на уровне подсознания…

2009–09–11

Эта встреча произошла ровно два дня назад, в среду, девятого сентября две тысячи девятого года. Случалось ли с вами, дорогой читатель, нечто подобное или нет, думаю, нет смысла спрашивать, поскольку хотя бы раз в жизни такое случается с каждым. Ну, или как минимум случится с вами в дальнейшем, непременно, поскольку все мы существа, обитающие на одной маленькой планете под названием Земля, и называемся землянами.


Господин Савада


Так вот, пару дней назад я возвращалась из университета города Тояма – того самого, о нелегком пути в промозглое зимнее утро я вам уже не раз рассказывала, – и по пути боковым зрением заметила вывеску «Савада-я-но тя», что означает чайный магазинчик, носящий имя господина или госпожи, а может даже и всей семьи Савада. На самом деле по пути в университет и обратно я не раз обращала внимание на эту вывеску, но желание зайти и купить чай появилось впервые.

Уже пройдя мимо и осознав, что чайный магазинчик остался где-то позади и вот если именно сегодня зайти не удастся – верно, не получится и вовсе, – так вот, под влиянием необъяснимых сил, я повернула на 180 градусов и зашла в магазинчик. Меня встретил приветливый мужчина, на вид лет пятидесяти, с яркой, честно признаться, не совсем японской внешностью, тем не менее, как в дальнейшем он мне сам поведал, он оказался японцем.

«Ирассяимасэ», – вежливо сказал он мне, что не показалось мне необычным, так как в любом магазине в Японии посетителя непременно зазывают, приглашают зайти, приветствуют этой фразой.


Храм Ко: соко: тай-дзингу


«Присаживайтесь и немного отдохните», – вежливо пригласил он меня присесть, подливая зеленый холодный чай в небольшую японскую кружечку.

Сбоку в чайном магазинчике был стол прямоугольной формы, я села с одного края, а господин Савада, как он мне представился, с другого. Усаживаясь, я спросила, какой бы чай он мне посоветовал купить, и он в ответ указал на пакетики чая трех видов, которые были помещены аккуратно в корзинки, а те находились на том самом столе, за которым мне довелось провести столько часов за интересной беседой и неизмеримым количеством выпитого нами прохладного, освежающего зеленого чая. Как же это по-японски…

Беседа оживилась сама собой – ее даже не нужно было как-то поддерживать, – она понесла нас, словно по течению горной реки… Главное, меня ни на минуту не покидало ощущение, словно мы знакомы с этим человеком уже много лет и понимаем друг друга с полуслова, несмотря на разницу в возрасте, явную и очевидную разницу в национальной принадлежности и, главное, наличие языкового барьера, поскольку, как бы там ни было, японский язык, хоть и казался уже настолько близким, не являлся моим родным языком.

«Меня зовут Савада», – так господин назвался, именно по фамилии, а не как иначе, ибо в Японии не принято говорить имя, данное родителями, малознакомым людям.

Представилась и я, как обычно, по имени, объяснив это тем, что фамилию воспроизвести достаточно трудно. Собеседнику такого объяснения было вполне достаточно, несмотря на то, что он был японцем. Так мы и договорились: называть меня по имени, чего мне было более чем достаточно.


Внутри храма, инструкция, как совершать моления


«Удивительно, с открытия магазина ни один иностранец сюда не заходил… Так странно, вы первая иностранка…» – поведал господин Савада.

«Да и открыл я лавочку в этом месте 23 июня, но вот пока иностранцев не было», – продолжал он.

«А мне как раз захотелось купить настоящий японский чай и увезти его в Россию, ведь 29 сентября уже уезжаю на родину…» – сказала я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное