Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 1

Но дурной вкус Лентовского не мог иметь места в художественном деле С. И. Мамонтова. И когда я спросил С. И., почему он принимает Лентовского только внизу в конторе, С. И. ответил: «Не могу же я всякого непроспавшегося с похмелья кучера принимать у себя». С. И. говорил: «Как это человек, имеющий претензию называться артистом и культурным человеком, может рядиться в глупую, некрасивую поддевку и кучерские высокие сапоги!»

Лентовский не оправдал надежд Мамонтова и уже в мае 1899 г. оставил службу.

Такое непонимание Мамонтова высказал и И. Э. Грабарь в статье о Врубеле в Бол[ьшой] Советской Энциклопедии (т. 13, стр. 477), рисуя Мамонтова как «талантливого, но остававшегося во многих отношениях купцом-самодуром… искавшим всюду новизны, пикантности (!) и забавы»[934]. Предвзятость такого мнения очевидна.

Первое представление «Бориса [Годунова]» прошло негладко, и Шаляпин нашел себя лишь в том акте, где кошмарные видения отрока его мучают, а финал уже был проведен прекрасно; со второго спектакля трагический образ Бориса встал во всей полноте в чеканном, художественном и проникновенном исполнении Шаляпина.

Наряду с монументальными русскими операми ставились и оперы западноевропейского репертуара: «Лакме», «Самсон и Далила», «Виндзорские проказницы», «Фауст», «Богема»[935]. Эта «Богема», изображающая жизнь парижских художников из Латинского квартала, была близка сердцу Мамонтова, и он требовал особенно тщательного выполнения и сугубо французского колорита в передаваемых ролях.

Шла репетиция «Богемы», и когда спели трио у постели больной Мими, капельмейстер сказал: «Ну, вот и все». Мамонтов не вытерпел, вышел из партера, подошел к рампе и крикнул: «Ну, вот и все — никуда не годится. Где же парижские художники? Где же жизнь? Ведь это какие-то приказчики». Оркестр заиграл снова. Несколько серьезных верных указаний, глубоких замечаний, и совершенно по-иному зазвучал замечательный финал третьего акта этой оперы, где Мими изображала очаровательная Е. Я. Цветкова.

Частная опера, несомненно, существовала бы и далее, но произошел крах, и деятельность Мамонтова оборвалась.

В адресе, преподнесенном С. И. Мамонтову труппой оперы Зимина еще 10 января 1910 г., в день чествования его по случаю 25-летия основания [Частной] русской оперы, было сказано: «Мы не рискнем в кратком приветствии подводить какие бы то ни было итоги Вашей деятельности; современники не знают, но оценят потомки, которым история нашей культуры расскажет много поучительного про Вас, про Вашу жизнь и Ваши нужды, и среди многих славных московских имен истинных аристократов духа ярко и многогранно будет светить славное имя Саввы Мамонтова». От Кружка любителей русской музыки был адрес, мною рисованный.

Оценку Частной русской оперы дал в своих восторженных фельетонах В. Стасов. <И уже нельзя было считать Мамонтова «антрепренером» своей оперы, создавшего оперу, как художник, игнорируя ее материальную сторону>[936].

После суда, после своего полного оправдания С. И. Мамонтов отошел от всяких дел. Скромно поселился он в той мастерской, которую я ему выстроил еще раньше за Бутырской заставой.

Эти скромные комнаты большой студии были украшены скульптурой и цветистой радужной майоликой, про которую С. И. говорил: «Она дорога мне тем, что на ней отдыхает и радуется глаз, благодаря постоянным переливам цвета».

Здесь, за роялем С. И. по-прежнему проигрывал с ищущими артистами новые партии; здесь собирались художники, делились впечатлениями, советовались; здесь постоянно посещали его родные, необыкновенно тепло к нему относившиеся, и ряд друзей, оставшихся верными ему до последнего часа его жизни. Здесь же С. И. написал брошюру «О железнодорожном хозяйстве в России»[937].

Здесь я часто встречал брата С. И. Николая Ивановича, «обжору», как звал его С. И., всегда евший мало. Николай Иванович Мамонтов имел книжное дело. Бывал и другой брат, Анатолий Иванович, имевшим типографию в Леонтьевском переулке, выстроенную ему архитектором В. А. Гартманом в его «русском» стиле[938]. Кроме типографии А. И. Мамонтов издавал одно время журнал «Детский отдых»[939], а также первым стал издавать детские книжки с рисунками Серова, А. Васнецова, Поленовой. Он же издал былины и «Руслана и Людмилу» Пушкина в рисунках Малютина[940]. Часто бывал брат К. С. Станиславского, В. С. Алексеев, обожавший С. И. и, приходя, играл и напевал французские песенки (С. И. отлично знал французский, итальянский и немецкий языки, английский знал слабее).

Художники окружали его, это была молодежь, жившая у него одно время. Там жил скульптор Матвеев, рано умерший скульптор Бромирский, талантливые художники Судейкин, Павел Кузнецов, Сапунов.

«Люблю молодежь!» — говорил С. И., и молодежь многому здесь научилась. <Но Коровин так и не был здесь после суда, и только позднее звал С. И. к себе на дачу в Крым, не бывал больше и Шаляпин. Не бывал и Врубель, а между тем, когда он заболел и был в лечебнице у Усольцева, С. И. первый его навестил.

Как-то разговорились мы об абрамцевской церковке.