Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 1

В серенький день в Художественном театре, где когда-то в этом здании начиналась Частная русская опера Мамонтова, была устроена торжественная гражданская панихида.

Прекрасно декорированная сцена темно-синей бархатной материей, на фоне зелени стоял известный портрет работы Цорна, изображавший Мамонтова в эпоху его расцвета[947]. Почтена [была] память вставанием, и [полились] стройные тихие звуки чудесного хора Юхова. Начался ряд воспоминаний. Чрезвычайно интересные воспоминания Станиславского, тогда болевшего, были прочтены Москвиным.

Станиславский написал:

«Живи и скончайся Мамонтов не в России, а в другой стране, ему бы поставили несколько памятников: на Мурмане, в Архангельске, на Донецкой жел[езной] дор[оге] и на Театральной площади в Москве… Мы еще не доросли до того, чтобы уметь ценить и понимать больших людей, как С.И…

Он был прекрасным образцом чисто русской творческой натуры, которых у нас так мало и которых так больно терять именно теперь, когда предстоит вновь творить все разрешенное…»[948].

В. М. Васнецов говорил:

«Без художества С. И. и дня не прожил бы… Ему был понятен трепет творческого вдохновения и порыв художника. Он был надежный друг в самых рискованных художественных полетах и подвигах… С ним художник не заснет, не погрузится в тину повседневья и меркантильной пошлости… Радостно на душе, что были на Руси люди, как С.И… Нужны личности, не только творящие в самом искусстве, но и творящие атмосферу, в которой может жить, процветать и совершенствоваться искусство. Таковы были Медичи во Флоренции, папа Юлий II в Риме и все подобные им творцы художественной среды в своем народе»[949].

В. Д. Поленов, тогда болевший, прислал письмо из Тарусы. Вот что он писал:

«Вся сила С. И. была в том, что он глубоко чувствовал искусство, жил им и умел и других вдохновлять на творческую работу в этой области человеческого духа.

Вторая половина моего бытия была вся проникнута его жизненной силой. Та художественная атмосфера, которая царила вокруг него, привлекла меня в Москву.

Все мои дальнейшие работы прошли под его неотразимым влиянием.

Последние годы я, хотя редко с ним виделся, но каждый раз, возвращаясь из его бутырского художественного уголка, чувствовал новый прилив энергии и бодрости, ибо в нем самом всегда была великая бодрость духа. Этот человек никогда не унывал, в самые тяжелые минуты был бодр и весел.

Мы давно ждали его кончины, и, может быть, она пришла для него вовремя, но, тем не менее, что-то в жизни оборвалось. Вспоминая о нем, хочется с искренним чувством повторить слова поэта, сказанные о друзьях, что жизни путь нам осветили:

Не говори с тоской: их нет,
А с благодарностию: были[950].

Я читал о С. И., как о художнике. М. Д. Малинин, личный друг Мамонтова и постоянный руководитель Частной русской оперы, дал исчерпывающий обзор театральной жизни Мамонтова»[951].

Артистка Салина, подойдя к портрету С. И., опустилась на колени, возложила перед ним цветы и сказала свое красивое слово:

«Для меня С. И. — пленительная сказка моей юности.

Для меня С. И. — Садко, коснувшийся золотыми перстами струн моей молодой души.

Для меня С. И. — свет и сила, Бог Ярило, щедро бросивший сноп многоцветных искр в мою артистическую колыбель.

Священным был для меня в юности глагол его заветов, впервые раздавшийся здесь, в этом милом родном мне театре.

Священным, претворяясь в закон правды искусства, оставался этот глагол для меня и в зрелые годы моей жизни.

Священной останется для меня память о С. И. до конца дней моих»[952].

После ряда теплых слов разных делегаций закончилась гражданская панихида [исполнением] трио Чайковского «На смерть великого артиста»[953].

Глава 15 Париж

После своей женитьбы я работал с архитектором Н. И. Какориным на строительстве Горкинской мануфактуры[954]. Работа была неинтересная, и [меня] неудержимо тянуло в мир искусства, в сферу архитектуры более созвучной моим наклонностям, чем промышленное и упрощенное жилищное строительство на фабрике.

Как-то весной 1899 г. зашел я к К. А. Коровину. Не видел я его давно. Жил он одиноким в первом этаже дома Баранова на М[алой] Дмитровке, занимая небольшую квартирку с окнами на улицу. Коровина нашел я, видимо, чем-то озабоченного. Оказывается, покровительница кустарного дела в[еликая] к[нягиня] Елизавета[955] задумала устроить на предстоящей Всемирной выставке в Париже (1900 г.)[956] русский кустарный отдел и пригласила для осуществления идеи художника Коровина.