Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 1

Клодт жил с семьей далеко за Сеной на улице Валь-де-Грас, но к нему было приятно сходить. Жена, милая хозяйка, две остроумные девочки-подростки и сам Н. А. Клодт, коротенький смуглый толстяк, остроумный, хотя и неречистый. Приходил и он к нам послушать музыку. Коровин послушает, прервет цветистым рассказом, как ему мерещились казни на площади, как стаскивал Курбе статую Наполеона с Вандомской колонны[1005], при этом картинно представлял самого суетящегося Курбе (по рисункам Жерико), ввернет анекдот о какой-нибудь глупости в комиссариате и уйдет в клуб играть.

— Константин Алексеевич, — говорила ему моя жена, — да вы хоть закусите, да галстух[1006] подвяжите.

— Ах, черт возьми, действительно, ведь я без галстуха.

Обедал с нами редко и часы не соблюдал, случалось, что приходил к обеду в 10 вечера <и просил «чего-нибудь пожрать»>[1007].

— А закуску я принес, — и вынимает из карманов горстями креветки, перемешанные с медными сантимами и папиросами. <Как-то Коровин столкнул с окна горшок с цветком. Окно выходило в небольшой световой дворик, перекрытый стеклом и служивший столовой для хозяйки дома. Прибежал ко мне растерявшийся Коровин:

— Черт ее знает, может еще кому-нибудь там башку расшиб, уладьте как-нибудь…

Прибежала вскоре хозяйка, башка ничья не пострадала, жена моя мирно все уладила, и пришлось только заплатить за ремонт стеклянного перекрытия>[1008].

Зимой в нашей аристократической по виду квартире было холодно. Отопления упорно не устраивали консервативные парижане, ограничиваясь каминами, изящно отделанными, с неизбежными канделябрами и часами рыночной бронзы. Только в момент топки камина антрацитом нагревалась комната, а к утру все выдувало, так как не было устроено тепловых каналов, и камины были без задвижек. Спички были серные, шведские были дороги и почему-то редки, закуривали клочком бумажки от камина. Еще наивнее согревались женщины-работницы, ставя себе под ноги железные грелки с горячей водой. Между тем, новые отели уже вводили у себя центральное отопление. В мастерских художников и ремесленников — большие железные печи в углу, и через комнату тянутся железные трубы. Также и во многих поездах отопление производилось большими железными грелками, которые с шумом вдвигали в купе на станциях ночью. И вагоны все еще были с боковыми входами в каждое десятиместное купе.

Бедные люди и ребятишки грелись зимней порой около уличных торговок с жаровнями, где жарились каштаны.

Вскоре по приезде в Париж пришла телеграмма из Гавра о прибытии нашего русского парохода, нужно было поехать в Руан для перегрузки материалов отдела на баржи.

Взял я с собой десятника Вилкова, заведующий финансовой частью поехал также с нами. Пришлось пробыть в Руане четыре дня. Руан от Парижа всего только в четырех часах езды по железной дороге, но это совершенно другой мир. Столица Нормандии только своими набережными напомнила Париж, а чем глубже в город, тем своеобразнее. <Улицы вьются, ни одной прямой, старые фахверковые постройки, многоэтажные, светло-розовой и серой черепицей покрытые двускатные кровли, но тип домов иной, чем фахверк южной Германии: более изящно построен деревянный каркас, более высокие окна и весь фасад более строгий. На всем городе отпечаток изящества в простых формах; готика «дворца правосудия», низкого здания XV века, как и собора, и фонтана на тесной площади, утонченная, такой нет в Германии, нет и в Париже — это уже «пламенеющая» готика, кружевная филигранная каменная резьба мягкого рисунка плавных сдержанных линий. В музей не заходил, полюбовался я только руанским фаянсом на рынке, простая дешевая посуда, а формы и рисунки цветов изящны. Река Сена ниже Руана узкая; наш русский пароход из Гавра стал подниматься вверх по реке и застрял, не доезжая Руана. Тут-то и началась перегрузка наших срубов и деталей. Как ни наблюдал десятник, а много поломали и кое-что порастеряли, пока дотащились баржи до Парижа. Мы же за это время осмотрели и город, и это местечко остановки русского парохода>[1009]. Типичная нормандская деревушка, хотя и называлась городом, с единственной плохой гостиницей и настолько скверными комнатами для спанья, что мы воспользовались приглашением и ночевали на пароходе, <там же и питались, зайдя только в трактир попробовать местных кушаний, почти сплошь состоящих из рыбы>[1010]. Десятник Вилков <обратно не пожелал ехать по железной дороге, а>[1011] устроился на одной из барок с нашим лесом, чтобы [его] поберечь. «Уж очень хитрый народец, утащить могут чего-нибудь», — говорил Вилков. Напрасны были опасения.

На выставке 1900 г. в Париже. Фото 1900 г.