Война, а затем и революция помешали изданию, разъединили нас, и лишь в 1934 г. он принес ко мне в Музей архитектуры продавать остатки интересных своих фотографий кавказской архитектуры; это были уже последние остатки от распроданного его собрания, когда он, выселенный с квартиры, должен был продавать раритеты, требовавшие и места, и достатка, и времени. И К. Ф. Некрасов поступил куда-то на службу>[1066]
.Недавно я снова встретился с К. Ф. Некрасовым. Он работал при Академии архитектуры, наблюдал за восстановлением интересных фресок Калязинского монастыря. <Осенний день. Донской монастырь. Все овеяно легкой грустью. Посидели на лавочке. Желтый лист с деревьев падал на нас…
— Вот сердце стало шалить… — говорил он задумчиво. — Нужно отдохнуть…>[1067]
. Это была последняя встреча.В Сочи он нашел себе вечный покой, скончавшись 22 октября 1939 г. от разрыва сердца[1068]
. Прекрасный, постоянно спокойный, такой мягкий, трепетный и знающий человек ушел из жизни.Революция совершила переворот и в коллекционерстве. Тяжелые годы послевоенной разрухи выкинули на рынок огромные богатства. Голод, невзгоды, переезды, целые жизненные катастрофы заставляли многих бросать квартиры, многие должны были продавать то, что являлось украшением жизни, родовые, памятные вещи, подчас действительно ценные выбрасывались на клеенку или рогожу, постланную на грязной мостовой Смоленского рынка, или сложенные в рваный чемодан, в протянутых руках скорбной нужды звали к себе покупателя.
Набросились скупщики-спекулянты, но скоро и остыли — не было покупателя. Открылись антикварные лавки, новые явились и торговцы, или остатки прежних антиквариев, или случайные гости на казавшемся им прибыльном занятии. Продавал всякий, кто мог что-либо продать, и покупатель был случайный.
Появились новые мелкие коллекционеры, <крупные или разбежались, или вовремя умерли, и только небольшая часть прежних собирателей осталась на месте в Москве>[1069]
.Новые коллекционеры были большею частью люди среднего достатка и средних вкусов. Собирали мелочь или ограничивали себя какой-нибудь узкой отраслью, <какого-либо вида, как, напр[имер], архитектор А. А. Иванов-Терентьев. Отличный фотограф, он собрал исключительную по эффектности и цельности коллекцию русского молочного стекла, начиная с елизаветинского, но впоследствии распродал ее за границу, куда ушло за эти годы много ценного>[1070]
.И самые торговцы менялись месяцами, одни прогорали, другие, спекулируя, выбирали иной способ наживы. Подлинный интерес к собирательству исчез.
Между тем в деле собирательства явился отличный опытный советник и занимательный собеседник — это журнал «Среди коллекционеров». Издавать журнал стал в 1922 г. И. И. Лазаревский[1071]
. Еще до революции Лазаревский издал очень интересную книжку «Среди коллекционеров»[1072]В Казани стал издаваться «Музейный вестник»[1073]
, где коллекционер находил для себя ряд ценных сведений.Следует еще отметить Общество изучения русской усадьбы, основанное небольшой группой лиц во главе с рано ушедшим из жизни В. В. Згурой. В этом обществе и тоненьких тетрадках «Известий»[1074]
отводилось много места старинному искусству — архитектуре, живописи, скульптуре и декоративному искусству, интерес к которому начал оживляться только теперь, когда общественность заинтересовалась художественной промышленностью.Глава 30
Революционный период (1917–1940)
Наступил 1917 г[од]. В начале этого года мне было предложено войти в учреждение Земгор[1075]
(Земский и городской союз, занимавшийся поставками для армии и строительством казарм, бараков, лазаретов и т. п.). К этому времени Земгор реформировался, и из него вылилось Главное правление предприятий. Я [стал] членом Главного правления, и в моем ведении было строительство на предприятиях и технический контроль, для чего я организовал строительное бюро, где, между прочим, одно время работали архитекторы — исполнительный Н. Б. Бакланов и молодой И. Ф. Рерберг, уже тогда славившийся как хороший график, впоследствии окончательно перешедший в эту область искусства.