Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 2

Работы было много. Приходилось постоянно объезжать московские и иногородние заводы.

Побывал я и в Ростове-на-Дону, ознакомился с огромными масштабами дел Парамонова, фамилия которого ранее была мне известна как издателя прогрессивной литературы эпохи 1905 года. По-видимому, это был человек неисчерпаемой энергии и обширного делового диапазона.

27 февраля вечером весть о роспуске Государственной Думы и образовании Временного правительства[1076].

Начало буржуазной революции. Начались забастовки. На восьмой день встали трамваи. Всюду были митинги. В цирке Саламонского на Цветном бульваре[1077] (теперь 1-й Госцирк) состоялся огромный митинг деятелей искусства (18 марта)[1078].

Шум, гам, лошадиный аромат, сияющие лица юности, вялые взгляды седеющих усталых людей, бойкие глаза женщин… За столом президиума мефистофельское лицо адвоката Ходасевича, точеная блестящая лысина Грабаря воткнута в бобровый воротник шубы, полувоенная бекеша К. Коровина — председателя митинга, не знающего, что ему делать и говорить ли о задачах искусства, а ведь мог бы сказать; рядом с ним рыжая борода М. Н. Яковлева и строчащий резолюцию А. М. Эфрос (Росций). Аполлинарий Васнецов убеждает в необходимости организаций для художников, Грищенко, доказывающий ненужность организаций. Н. И. Романов убеждает публику в том, что «нужно сохранить искусство», а с места откуда-то орет С. Глаголь.

Койранский бреет рутинную школу живописи; бормочет что-то какой-то немытый ученик Училища живописи — и еще много, много, очень много речей и хороших слов об искусстве и его задачах.

Нужно почему-то всем говорить… и так с 10 часов утра до 3 ½ часов дня.

Наш Союз деятелей прикладных искусств[1079] крепко сформировался и начал свою работу в художественной промышленности, области искусства столь дорогой нам. И я лично принял большое участие в работах кустарного музея[1080], где был шефом Сергей Тим[офеевич] Морозов, которому я сделал много рисунков для ковров, вышивок и деревянных резных изделий.

На митинге в инженерном училище[1081] болтун Троцкий, изысканно одетый и почему-то в лаковых башмаках, истеричничал[1082]и отталкивал своим на редкость несимпатичным и злым лицом. Как ни идеализировал его в своем портрете Анненков[1083], но отталкивающее впечатление осталось.

Митинги об искусстве в Петрограде (как тогда именовался Ленинград)[1084] были более организованными, председательствовал там Д. П. Штеренберг, говорил толково Н. Н. Пунин, выступали О. М. Брик и В. Маяковский, от имени правительства говорили Андреев и Луначарский.

Мне было предложено 4-м округом путей сообщения проконсультировать постройки при шлюзах по Москве-реке и по Оке. Врач, наблюдавший за санитарным делом этого округа, С. С. Голоушев был известен в Москве как художественный критик, писавший под псевдонимом Сергей Глаголь. Он имел у себя для своих санитарных ревизионных поездок оригинальный маленький катер чисто американской конструкции со всеми предусмотренными удобствами, и на этом катере мы совершили ряд интересных поездок по Москве-реке и по Оке, где я помимо осмотра шлюзовых построек любовался памятниками древнерусского зодчества, начиная с Коломенского и кончая Ольговым монастырем[1085] на Оке, древним Муромом и живописным Касимовым.

И вот наступает октябрь. 26 [октября] были арестованы все автомобили Земгора. 27 [октября] в 9 часов вечера раздался первый выстрел, а ночью начался гул интенсивной стрельбы. Бои продолжались до 2 [ноября].

Началась Великая Октябрьская революция.

Какое-то особое трепетно-радостное восприятие происходящего! Еще в годы студенчества были неясные стремления к свету, свободе, к социалистическому обществу… Молодая тогда оппозиция клокотала, но глухо и сдавленно… Лишь в наших студенческих песнях вроде:

В стране свободы мысли зреют,
В стране неволи песен нет,
Без мыслей люди там тупеют,
Свобода — жизнь, свобода — свет… и т. д., —

прорывалась мечта, теперь вступившая в жизнь.

Главное правление предприятий Земгора перешло целиком в ведение Комитета государственных сооружений[1086], во главе которого стал тов[арищ] В. В. Куйбышев, и приняло другие организационные формы, а технический контроль и строительный отдел слились с общим отделом комитета, но работу я не оставлял ни на один день.

Наступило 1 Мая, и впервые на улицах Москвы новое убранство: развевались красные флаги свободы, художники дали чрезвычайно интересное и смелое оформление зданий, не забыты были даже деревянные лавчонки Охотного Ряда: они были все расписанные широким народным цветистым орнаментом.

Это был первый прекрасный праздник свободного народа, царили подлинный подъем и воодушевление, музыка играла на всех улицах. Наступила новая эра, и это чувствовалось во всем!