Своевольные девицы в назидательных рассказах считают, что модные платья могут сделать их счастливыми в дальнейшей жизни: «Я бы желала, чтобы у меня были часто хорошенькие новые платья, такие хорошенькие, чтобы я всегда лучше всех была одета, чтобы меня не бранили, когда я гляжусь в зеркало, и позволили мне заниматься моими нарядами и выбирать их самой; о тогда я вполне была бы счастлива» (рассказ «Три желания»)[298]
. Разумная мать убеждает дочь: «Что смешнее видеть девочку, занятую одной собой, своими нарядами и личиком!» Скромность и сдержанность в разговоре – вот украшение девицы в свете. Об этом же напоминает своей юной хозяйке кукла. Не дождавшись от игрушки светских разговоров, девочка в сердцах бросает куклу в огонь. «И тогда из огня раздается голос: «Трепещи! Недалеко то время, когда достойные нас преемники [щеголи. –По мнению издателей детской литературы, наставления имеют особый вес, когда звучат из уст знатных матерей. Императрице Жозефине, прославившейся на всю Европу модными нарядами и бесчисленными драгоценностями, приписывается трогательный рассказ про башмаки. У Гортензии, малолетней дочери Жозефины, во время плавания на корабле порвались шелковые туфельки – девочка танцевала в них на радость простым матросам. И тогда старый боцман сшил из грубой кожи башмачки для малютки. По словам императрицы, обладательницы самой дорогостоящей коллекции обуви в Европе, эти скромные башмаки были для нее самым дорогим подарком (рассказ «Башмачки)[300]
.О скромности нарядов представителей знати, великих деятелей прошлого и настоящего рассказывалось в увлекательных повестях Бульи, которые читали не только барышни пушкинской поры, но и их внучки. Неизменным успехом у читателей пользовался рассказ «Платье из гвингала»[301]
. Скромно одетая дама и ее юная спутница в платье из гвингала, бумажного полотна грубой выделки, попросили гостеприимства в доме, хозяйка которого имела двух дочерей. Одна из сестер, любительница модных нарядов и пышных шляп, с небрежностью отнеслась к визитерам. Другая сестра, ценившая людей за душевные качества, с полным почтением встретила незнакомок. Как оказалось, им выпала честь принимать наследную принцессу и ее мать, заблудившихся в незнакомых местах. Как же было обидно высокомерной Дельфинии получить в «подарок» обрезки платья из гвингала, в то время как ее сестра Евгения была одарена за гостеприимство роскошным подарком! Жизненный урок получили и те девицы, которые с насмешкой отнеслись к скромному наряду госпожи Коттен, известной в Париже писательницы. Сопровождая своих приемных дочерей на балы, эта дама не любила наряжаться. Насмешки окружающих над ее старомодным нарядом (платье цвета «feuille morte» – цвет увядших листьев) заставили знаменитую француженку представиться публике, что стало серьезным уроком для дочери хозяйки бала («Желтый капот г-жи Коттен»[302]).Восхваление привычки носить простые башмаки, скромные платья и капоты не было поводом лишать читательниц описаний модной одежды. Бульи, осуждавший девиц за порочное пристрастие к модным нарядам, весьма подробен в перечислении модных деталей. Так, на героине одной из нравоучительных повестей надето «платье из берлинского трикота, пояс из белого атласа с золотой петлицей, коралловое ожерелье, из итальянской соломки шляпка, украшенная гирляндой из васильков, белая кашемировая шаль, обложенная по краям розами, и самая лучшая обувь»[303]
. Ну как тут не восхититься новинками моды и удержаться от желания их примерить!Внимание французского автора и русского переводчика к деталям модного наряда объяснимо: книжные издания стремились быть полезными своим читательницам, а модная информация всегда в цене. В дамских кругах принято было обмениваться ею. Публикуемые в журналах произведения в жанре переписки двух подруг часто содержали описания фасонов, цветов и аксессуаров. Приметой женского стиля писем были описания модной одежды. «Я была в голубом тарлатановом платье с туникою; на голове у меня была гирлянда из белых роз с золотыми листочками, на груди брильянтовая брошка и букет в руках»[304]
. В изданиях для женского чтения отношение к таким деталям было вполне сочувственное – о чем же еще писать подруге?