Записки о Панемской войне (СИ)

— Ваш президент любит белые розы, и я их люблю… — подчеркнуто просто ответила Труде, и поспешила поменять тему, — Тогда и вы мне, может быть, поведаете, что здесь в Панеме значит вот это? — она достала спрятанный на груди кулон и протянула его Плутарху, нарочно скопировав его интонацию, когда произносила «здесь в Панеме». Переводчица вспоминала потрясение Твилл, но распорядитель был далеко не столь простодушен и непосредствен, как учительница из дистрикта, и легко подавил в себе волнение:

— Ничего особенного не означает… А у вас? — перебросил он мяч на сторону Труде.

— Это куккулус, единственная птица на земле, которая умеет называть свое имя… Когда в новом году впервые звучит его голос, владыка Доннар начинает играть своим небесным молотом и крушит зимний лед. Символ весны и доброй надежды, — и она попыталась, как ей показалось, удачно, изобразить улыбку Агарии, потому осталась очень довольна собой.

Плутарх ответил смешком. Улыбка получилась далеко не столь удачной, как мнилось переводчице. «Она ещё не провела и дня в Панеме, а хочет выглядеть знатной дамой… Впрочем, что я от нее хочу? Она же дочка какого-нибудь ихнего Джона Сноу… Уломала папеньку организовать ей каникулы в Капитолии. Теперь напялила балетки и потащилась блистать. Вспоминать сегодняшний вечер будет, пока склероз её не прихватит… Куккулус. Ой-ой… Символ надежды, однако… Надо будет использовать». Претенциозная варварка совсем упала в его глазах, и распорядитель решил попробовать вывести Труде из равновесия, надавив на её тщеславие:

— Вы превосходно освоили наш язык, — похвала была явным преувеличением, хотя с момента встречи с Твилл девушка из Валльхалла и продвинулась далеко вперед. В словесницу она буквально впилась, работала с ней часами, но избавиться от акцента, конечно, не могла.

— Это была моя Авантюра, — с заметным удовлетворением ответствовала Труде.

— Авантюра? — Хевенсби с трудом скрывал радость. «Попалась, кукушечка!» — Авантюра… Что это? — в его удивлённой интонации была, разумеется фальшь, но он надеялся, что варварка уже ничего не заметит и начнет откровенничать…

— Авантюра — одна из двух опор, на которых стоит наш Валльхалл: Авантюра и Обет, как говорили когда-то «квест» и «челлендж», questio и votum, как вы могли бы сказать в Капитолии, если бы только могли… — с гордостью произнесла переводчица. — В самый короткий день года, в Йоль, каждый из нас, кому исполнилось с прошлого Йоля семнадцать лет, выбирает свою Авантюру. Это примерно в возрасте вашей Жатвы, — последние слова были сказаны с явным пренебрежением в адрес обычая, дикость которого Труде посчитала нужным поставить на вид собеседнику.

— Интересно… — процедил Плутарх, — и что выбирают?

— Большинство выбирает что-нибудь типа прыгнуть со скалы в море, подняться без снаряжения на Аконкагуа, пройтись по канату над Игуасу, переплыть озеро Титикака в холодный зимний день, пересечь без воды пустыню Атакама… На подготовку и исполнение Авантюры дается пять лет.

— И что же, никто во время этого не умирает? — наигранно удивился распорядитель.

— Многие умирают… — не оценив его иронии молвила переводчица, — А некоторые бросают вызов, желая смертельной схватки, готовятся к ней, поджидая противника. Наш охранник Ялмар Биргирссон по прозвищу Большой Топор зарубил пятнадцать человек. В тот год было особенно много участников битвы. Потом его назвали Годом Великой Резни.

— Вы же, значит, выбрали учить капитолийский? — попытался поддеть варварку Хевенсби, — не слишком ли было легко?

— Порой мне кажется, что это сложнее, чем победить в ваших Играх…

— У вас есть неплохая возможность, госпожа посол, — ехидно продолжил Плутарх, — может послать Вас на Квартальную бойню вместо кого-то из Победителей… Поможете нам?

— Ценю ваше чувство юмора… — и, увидев, что он ненадолго замешкался с репликой, Труде продолжила, — зачем вам это, я же их всех убью… Зрителям не понравится.

— Моя очередь оценить ваш юмор, — возразил Плутарх, — Вот, прямо-таки всех? И его тоже убили бы? — кивнул он подбородком в сторону сидящего на первом сиденье Бьорна.

— И его тоже, — бесстрастно ответила Труде, — он разве особенный?

— Ммм, понятно, — немного отступил распорядитель, — между вами ничего нет, а будь это ваш…

— Тогда тем более, Эйрик! Да, слово “Плутарх” ведь значит «хозяин богатства», то есть «Эйрик», ибо я хочу все назвать по его имени… — заполнив этим рассуждением возможную паузу, она вернулась к теме, — если бы мы любили друг друга и оказались бы на месте ваших «несчастных влюблённых» прошедших игр, мы для начала бы перебили всех врагов, а потом… — мы бросили бы жребий. И один из нас выполнил бы волю Водана помочь другому покинуть Срединный Мир…

— И это не страшно? — удивился Хэвенсби.