Читаем Записки о Шерлоке Холмсе полностью

«Ни больше ни меньше, как древняя корона английских монархов».

«Корона?!»

«Именно. Припомните вопросы „Обряда“: „Кто этим владел?“ – „Тот, кто ушел“. Речь идет о казни Карла Первого. Далее: „Кто этим овладеет?“ – „Тот, кто придет“. Имеется в виду Карл Второй, чье пришествие предвидели уже тогда. Думаю, нет сомнений, что эта помятая и бесформенная корона венчала некогда головы царственных Стюартов».

«Но как же она оказалась в пруду?»

«А вот на этот вопрос с ходу не ответить».

Далее я последовательно обрисовал Масгрейву всю длинную череду предположений и доказательств. Когда я умолк, уже сгустились сумерки и на небе ярко сияла луна.

«Почему же Карл Второй, вернувшись, не заполучил свою корону обратно?» – спросил Масгрейв, снова засовывая реликвию в полотняный мешок.

«О, на этот вопрос мы вряд ли когда-нибудь сумеем дать ответ. Скорее всего, хранивший тайну Масгрейв скончался до Реставрации и по оплошности передал наставление своему преемнику, не пояснив заложенного в нем смысла. С тех пор документ переходил от отца к сыну, пока наконец не попал в руки человеку, который раскрыл секрет, однако поплатился за свою дерзость жизнью».

Вот такова история, связанная с обрядом рода Масгрейвов, Ватсон. Корона хранится в Херлстоне, хотя нынешним владельцам поместья пришлось изрядно помыкаться по судам и выплатить солидную сумму за право оставить ее у себя. Уверен, что, если вы назовете мое имя, они с удовольствием покажут вам эту реликвию. Что касается Рейчел Хауэллз, то о ней больше ничего не было слышно. По всей вероятности, она покинула Англию и унесла в заморские края память о своем преступлении.

Райгейтские сквайры

Весной 1887 года моему другу Шерлоку Холмсу пришлось работать чрезвычайно напряженно, отчего его здоровье расстроилось и на восстановление сил потребовалось время. Вся история с Нидерландско-Суматранской компанией и грандиозными махинациями барона Мопертюи не успела еще стереться из памяти публики, к тому же она слишком тесно связана с вопросами политики и финансов, и я не решаюсь включить ее в свои записки. Между тем она косвенным путем привела моего друга к необычному и очень непростому расследованию, в ходе которого он доказал действенность нового оружия борьбы с преступностью – одного из многих, какие ему довелось применять.

Согласно моим записям, 14 апреля я получил телеграмму из Лиона, в которой было сказано, что Холмс лежит больной в отеле «Дюлон». Не прошло и суток, как я приехал туда и с облегчением убедился, что его недомогание не столь уж серьезно. Тем не менее даже его железный организм не выдержал непрерывной двухмесячной работы, которой Холмс был вынужден посвящать не менее пятнадцати часов в сутки, причем, как он заверил, порой не покладал рук по пяти дней кряду. Несмотря на полный триумф расследования, страшная усталость не могла не сказаться, и, меж тем как имя Холмса гремело по всей Европе и его номер в отеле был буквально по лодыжку устлан толстым ковром поздравительных телеграмм, я застал своего друга погруженным в самую черную тоску. Даже сознание, что он преуспел там, где потерпела неудачу полиция трех государств, и что он по всем статьям переиграл самого изощренного из европейских мошенников, не помогало ему справиться с упадком сил.

Через три дня мы оба вновь обосновались на Бейкер-стрит, но было очевидно, что мой друг нуждается в перемене обстановки, да я и сам не прочь был в весеннюю пору провести недельку за городом. Мой старый приятель, полковник Хейтер, которого я лечил в Афганистане, снял недавно дом в Саррее, близ Райгейта, и неоднократно приглашал меня погостить. В последний раз он заметил, что с удовольствием примет и моего друга, если тот согласится составить мне компанию. Пришлось немного поуговаривать Холмса, но, осознав, что в холостяцком жилище полковника его ждет полная свобода, он согласился с моими планами, и через неделю после возвращения из Лиона мы прибыли в Райгейт. Хейтер был прекрасный человек, старый солдат, повидавший мир, и, как я и ожидал, вскоре он обнаружил, что у них с Холмсом очень много общего.

В вечер нашего приезда мы зашли после обеда в комнату, где хранились охотничьи ружья. Холмс прилег на диван, а мы с Хейтером стали рассматривать небольшую коллекцию оружия.

– Кстати, – вдруг проговорил полковник, – я возьму один из этих пистолетов с собой наверх, на случай ночной тревоги.

– Какой тревоги? – удивился я.

– Да у нас тут недавно был переполох. В прошлый понедельник кто-то вломился в дом старика Эктона, одного из местных богачей. Ценного ничего не пропало, но грабители до сих пор гуляют на свободе.

– И никаких зацепок? – встрепенулся Холмс.

– Пока ни единой. Но это дельце самое незначительное – обычное сельское преступление; после громкого международного расследования, мистер Холмс, вы, наверное, сочтете, что оно не заслуживает внимания.

Холмс махнул рукой, но невольно улыбнулся, выдавая, что польщен комплиментом.

– Были там какие-нибудь интересные подробности?

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги