Произошло это так. Нынче вы, сэр, видите перед собой калеку с верблюжьим горбом и кривыми ребрами, но было время, когда капрал Генри Вуд слыл первым молодцом в Сто семнадцатом пехотном. Мы стояли тогда в Индии, жили в военном лагере близ города, который назывался – скажем, Бхурти. Покойный Баркли служил сержантом в той же роте, что и я, а полковой красавицей – прекраснейшей девушкой из всех, кто когда-либо вбирал дыхание жизни устами своими, – была Нэнси Девуа, дочь сержанта-знаменщика. Ее любили двое, она же любила одного, и, глядя на согбенного калеку перед очагом, вы усмехнетесь, когда я скажу, что ее сердце покорила моя наружность.
Сердце Нэнси принадлежало мне, но ее отец стоял на том, чтобы она вышла за Баркли. Я был ветреный малый, а тот – образованный человек, которому недолго осталось дожидаться офицерской портупеи. Однако девушка сохраняла верность мне, и дело шло к свадьбе, но тут случилось восстание сипаев и страна превратилась в ад.
Мы оказались под осадой в Бхурти: наш полк с полудивизионом артиллерии, рота сикхов, множество женщин и штатских. Нас окружало десять тысяч мятежников, жадных до добычи, как терьеры перед клеткой с крысой. На вторую неделю у нас закончилась вода, и все зависело от того, удастся ли нам связаться с колонной генерала Нилла, которая продвигалась вглубь страны. В этом состояла наша единственная надежда, потому что пробиваться с боем, имея при себе женщин и детей, мы не могли. Я вызвался добраться до генерала Нилла и известить его о нашей беде. Мое предложение было принято, и я обсудил план действий с сержантом Баркли, который, как считалось, лучше всех знал местность. Он нарисовал маршрут, где мне легче будет проскользнуть через линию неприятеля. Тем же вечером в десять я отправился в путь. Я должен был спасти тысячу жизней, но, перебираясь через стену, думал только об одной.
Путь шел по высохшему руслу: мы надеялись, что там меня не увидят вражеские часовые. Но за углом я наткнулся сразу на шестерых, которые поджидали меня, притаившись в темноте. Меня оглушили ударом по голове и связали. Но больше головы болело мое сердце: мало-мальски понимая местную речь, я узнал из неприятельских разговоров, что тот самый человек, на которого я положился в выборе маршрута, с помощью туземного слуги предал меня в руки врагов.
В дальнейших подробностях нужды нет. Теперь вы знаете, на что был способен Джеймс Баркли. На следующий день Бхурти был освобожден Ниллом, но мятежники уволокли меня в свое убежище, и лишь через долгие годы я снова увидел лицо белого человека. Меня пытали, я бежал, меня поймали и снова мучили. Вы сами видите, во что меня превратили. Часть мятежников бежала в Непал, за самый Дарджилинг, потащили с собой и меня. Местные горцы перебили моих мучителей, я попал к ним в рабство и со временем сумел бежать, но не на юг, а на север, к афганцам. Там я бродяжничал не один год и наконец вернулся в Пенджаб, где жил в основном среди туземцев, зарабатывая на жизнь фокусами, которым обучился в странствиях. Что толку, если я, несчастный калека, вернусь в Англию или дам о себе знать старым товарищам? Даже жажда мести не толкала меня к этому. Пусть лучше, думал я, Нэнси и мои друзья будут вспоминать, как Генри Вуд умер с высоко поднятой головой, чем увидят его живого, ковыляющего с палкой, как шимпанзе. Они не сомневались, что я погиб, и я не собирался опровергать это заблуждение. Я слышал, что Баркли женился на Нэнси и быстро пошел в гору, но даже это не заставило меня объявить о себе.
Но когда стареешь, тобой овладевает тоска по дому. Годами мне грезились живые изгороди и зеленые поля Англии. Наконец я решился повидать их перед смертью. Я скопил достаточно денег на переезд, а тут обосновался поближе к военным, так как хорошо их знаю и умею потешить; среди них мне проще себя прокормить.
– То, что вы рассказали, очень интересно, – проговорил Шерлок Холмс. – Я уже слышал, как вы встретились с миссис Баркли и узнали друг друга. Потом, как я понимаю, вы последовали за ней к ее дому и наблюдали через стекло ее ссору с мужем, когда она, несомненно, обвинила его в подлом предательстве. Вы не выдержали, пересекли лужайку и вломились к ним в комнату.
– Да, сэр, и я даже не знаю, с чем сравнить ужас, отразившийся в его чертах. Упав, он ударился головой о каминную решетку. Но умер он еще раньше. Я прочел смерть на его лице так же легко, как могу прочесть в свете камина эту записку. Один мой вид как пуля пронзил его отягощенное виной сердце.
– А потом?
– Потом Нэнси лишилась сознания, и я взял у нее из рук ключ, чтобы открыть дверь и позвать на помощь. Но тут мне пришло в голову, что лучше будет убраться, оставив все как есть, ведь меня могут заподозрить, да и моя тайна выйдет наружу. В спешке я сунул ключ в карман, а трость обронил, когда гонялся за Тедди, который взбежал по занавеске. Когда удалось упрятать Тедди в коробку, откуда он улизнул, я пустился в бега.
– Кто этот Тедди? – спросил Холмс.