Калека открыл дверцу стоявшей в углу клетки. В то же мгновение оттуда выскочил красивый рыжий зверек, с вытянутым гибким телом, лапами как у горностая, тонкой мордочкой и парой красных глазок, каких я не видел ни у одного другого животного.
– Мангуст! – вскричал я.
– Кто-то зовет их мангустами, кто-то ихневмонами, – кивнул калека. – Я их называю змееловами, и Тедди удивительно проворен, когда охотится на кобру. У меня есть одна, беззубая, и Тедди ловит ее каждый вечер, чтобы потешить публику в военной столовой. Что-нибудь еще, сэр?
– Мы обратимся к вам снова, если миссис Баркли будет грозить серьезная опасность.
– В этом случае я, конечно, вмешаюсь.
– Но если дело повернется иначе, не вижу смысла в том, чтобы ворошить прошлое и позорить мертвеца, какие бы подлые поступки он ни совершал при жизни. Во всяком случае, вы можете утешаться сознанием, что все эти тридцать лет он терзался угрызениями совести. А, вот полковник Мерфи идет по той стороне улицы. Прощайте, Вуд. Я хочу узнать, не произошло ли за сутки чего-нибудь новенького.
Мы успели догнать майора, прежде чем он завернул за угол.
– А, Холмс! – промолвил он. – Вы, наверное, слышали, что вся эта суета завершилась ничем?
– А именно?
– Следствие закончено. Из свидетельства медика недвусмысленно явствует, что причиной смерти был апоплексический удар. Как видите, случай все же оказался самым простым.
– О да, наипростейшим, – улыбнулся Холмс. – Пойдемте, Ватсон; думаю, в Олдершоте мы больше не нужны.
– Остался один вопрос, – сказал я по дороге к станции. – Если мужа звали Джеймс, а другого мужчину – Генри, при чем тут Давид?
– Дорогой Ватсон, будь я тем безупречным мыслителем, каким вы любите меня представлять, одного этого имени мне бы хватило, чтобы прозреть всю историю. Имя Давид было брошено в упрек.
– В упрек?
– Да. Как вы знаете, Давиду случалось временами сбиваться с пути истинного. Однажды он совершил тот же грех, что и сержант Джеймс Баркли. Помните историю с Урией и Вирсавией? Мои библейские познания, боюсь, уже повыветрились из памяти, но вы найдете этот рассказ то ли в Первой, то ли во Второй книге Царств.
Домашний пациент
Просматривая свои довольно беспорядочные заметки, имеющие целью дать представление о необычных свойствах ума моего друга мистера Шерлока Холмса, я поразился тому, насколько трудно отыскать в них примеры, полностью отвечающие поставленной задаче. Как раз в тех случаях, когда Холмсу случалось проявить наивысшее аналитическое мастерство, неоспоримо продемонстрировать действенность своих методов расследования, сама история оказывалась зачастую столь незначительной и банальной, что я не считал себя вправе предлагать ее вниманию публики. С другой стороны, случаи наиболее примечательные и яркие нередко не устраивали меня как биографа, поскольку заслуга Холмса в их расследовании была не слишком значительна. Примерами таких Сциллы и Харибды, вечно грозящих хроникеру, могут послужить небольшое расследование, описанное мною под заголовком «Этюд в багровых тонах», и другое, связанное с исчезновением «Глории Скотт». В истории, которую я сейчас берусь описать, мой друг, возможно, не сыграл решающей роли, однако цепь событий, ее составляющих, настолько примечательна, что исключить ее из своих записок я никак не могу.
Стоял душный и дождливый октябрьский день.
– Нездоровая погода, – заметил мой друг, – но вечер принес прохладу. А не пройтись ли нам по Лондону?
Мне наскучила наша тесная гостиная, и я с радостью согласился. Три часа мы гуляли по улицам, наблюдали за изменчивым калейдоскопом толп, снующих по Флит-стрит и Стрэнду. Я увлеченно внимал речам Холмса, свидетельствовавшим, как обычно, о тонкой наблюдательности и изощренной логике моего друга.
На Бейкер-стрит мы вернулись уже в одиннадцатом часу. У наших дверей стоял брум.
– Хм! Врач… терапевт, как я понимаю, – проговорил Холмс. – Практикует не так давно, однако завален работой. Наверное, явился за консультацией! Вовремя мы вернулись!
Я был достаточно хорошо знаком с методами Холмса, чтобы проследить ход его рассуждений и понять, что к этим молниеносным выводам он пришел, рассмотрев при свете фонаря плетеную корзинку с медицинскими принадлежностями, оставшуюся в бруме, и оценив их подбор и степень изношенности. Свет в нашем окне указывал на то, что поздний визитер приехал именно к нам. Любопытствуя, что привело в этот поздний час моего собрата по медицине, я последовал за Холмсом в нашу святая святых.