Записки о Шерлоке Холмсе

Сначала, как уже было сказано, я ощутил страх и жалость. Но далее, увы, к ним присоединилось удовольствие профессионала. Я измерил пульс и температуру пациента, проверил сопротивление гладких мышц, изучил рефлексы. Ни в чем я не обнаружил существенных отклонений, что не противоречило моим прежним наблюдениям. В подобных обстоятельствах я с успехом применял пары нитрита амила; данный случай давал отличную возможность еще раз проверить их действенность. Склянка находилась внизу, в лаборатории, и я, оставив пациента в кресле, побежал за ней. Я нашел ее не сразу (минут, наверное, через пять), а потом вернулся в кабинет. Представьте себе мое изумление, когда я увидел, что пациент исчез и в помещении никого нет!

Разумеется, я сразу кинулся в приемную. Сына тоже не было. Входная дверь была прикрыта, но не заперта. Мальчик, который впускает пациентов, поступил на службу недавно и проворством не отличается. Он дежурит внизу и по звонку из кабинета взбегает вверх, чтобы проводить больного. Он ничего не слышал, и вся история осталась для меня полнейшей загадкой. Вскоре пришел с прогулки мистер Блессингтон, но я ни слова ему не сказал: по правде, с недавних пор я старался как можно меньше с ним общаться.

Никак не думал, что мне еще придется свидеться с русским и его сыном, но, к моему удивлению, нынче вечером, в то же самое время и ровно тем же манером, они вошли в мой кабинет.

«Понимаю, доктор, что должен нижайше просить у вас прощения за свой внезапный уход», – начал пациент.

«Признаюсь, вы меня ошеломили».

«Дело в том, – объяснил он, – что после припадков я с трудом вспоминаю то, что им предшествовало. Я очнулся, как мне показалось, в чужой комнате и, поскольку вас не было, в полубессознательном состоянии поспешил на улицу».

«А я, – продолжил сын, – увидел через дверь приемной отца и решил, что консультация закончилась. Мы успели вернуться домой, и только тут я понял, что случилось».

«Что ж, – сказал я со смехом, – ничего страшного не произошло, только я был сбит с толку. Если вы, сэр, соблаговолите пройти в кабинет, я буду рад продолжить нашу столь внезапно прерванную беседу».

Примерно полчаса я обсуждал со старым джентльменом его симптомы, а потом, получив предписания, он удалился под руку с сыном.

Я говорил вам, что мистер Блессингтон в это время суток обычно прогуливался. Вскоре он вернулся и поднялся на второй этаж. Но почти сразу я услышал, как он бегом спускается вниз. Охваченный, судя по всему, безумным страхом, он ворвался в мой кабинет.

«Кто входил в мою комнату?» – крикнул он.

«Никто», – ответил я.

«Ложь! – взревел Блессингтон. – Поднимитесь и сами посмотрите!»

Я не стал отвечать на его грубость, так как видел, что он вне себя от ужаса. Когда мы поднялись в его комнату, он указал на отпечатки обуви на светлом ковре.

«По-вашему, это мои?» – выкрикнул он.

Отпечатки в самом деле были много большего размера, чем его нога, и явно совсем свежие. Днем, как вы знаете, прошел сильный дождь, а посетителей, кроме моих пациентов, в доме не было. Получалось так, что молодой человек, ждавший в приемной, почему-то воспользовался тем, что я был занят пациентом, и поднялся в комнату мистера Блессингтона. Ничто не пропало, ни одна вещь не была сдвинута с места, но следы неопровержимо доказывали, что чужой здесь все же побывал.

Мистер Блессингтон был чрезмерно взволнован происшедшим, хотя, конечно, этот случай обеспокоил бы кого угодно. Опустившись в кресло, он залился самыми настоящими слезами, и я едва вытянул из него несколько внятных слов. Именно он предложил мне обратиться к вам, и я, разумеется, признал его правоту: случай и в самом деле очень странный, хотя мистер Блессингтон явно переоценивает его значение. Если бы вы согласились отправиться в моем бруме к нам домой, он бы, по крайней мере, немного успокоился, хотя у меня мало надежды, что вы сумеете объяснить это поразительное происшествие.

Шерлок Холмс выслушал это длинное повествование очень внимательно, из чего я заключил, что оно пробудило в нем острое любопытство. На его лице, как обычно, не дрогнул ни один мускул, но глаза совсем спрятались за тяжелыми веками, и клубы дыма из трубки густели всякий раз, когда доктор излагал очередной необычный эпизод. Когда посетитель умолк, Холмс, не говоря ни слова, вскочил на ноги, сунул мне в руки мою шляпу, схватил со стола свою и вслед за доктором Тревельяном направился к двери. Через четверть часа мы уже были на Брук-стрит, у дома врача – одного из тех мрачных и скучных обиталищ, какие выбирают для себя практикующие в Вест-Энде врачи. Мальчик открыл нам дверь, и мы двинулись вверх по широкой, застеленной толстым ковром лестнице.

Но тут случилось нечто странное, и мы застыли на месте. Свет на верхней площадке внезапно потух, и во мраке раздался голос, слабый и дрожащий:

– У меня пистолет! Клянусь, еще шаг – и я стреляю.

– Ну знаете, мистер Блессингтон, это уже слишком! – крикнул доктор Тревельян.

– А, так это вы, доктор. – Из темноты послышался вздох облегчения. – Но другие джентльмены – те ли они, за кого себя выдают?