Читаем Записки о Шерлоке Холмсе полностью

Мы чувствовали, что Блессингтон долго изучает нас в потемках.

– Да, да, все хорошо, – услышали мы наконец. – Можете подниматься. Простите, что побеспокоил вас своими предосторожностями.

Свет на лестнице опять зажегся, и мы увидели мужчину с очень необычной внешностью, которая, как и голос, свидетельствовала о расстроенных нервах. Он был очень толст и, судя по всему, в недавнем времени был еще толще; висящие мешками щеки походили на брылы у бладхаунда; кожа имела нездоровый оттенок. Жидкие рыжеватые волосы, казалось, топорщились тем сильнее, чем более сильные его обуревали чувства. В руке он держал пистолет, но, когда мы приблизились, спрятал его в карман.

– Добрый вечер, мистер Холмс, – произнес толстяк. – Не знаю, как и благодарить вас за приезд. Мне, как никому и никогда, нужен ваш совет. Доктор Тревельян, наверное, уже рассказал вам о безобразном вторжении в мою комнату.

– Именно так, – подтвердил Холмс. – Кто были эти двое, мистер Блессингтон, и почему они вздумали вам докучать?

– Ну, – неуверенно проговорил домашний пациент, – трудно сказать. Вряд ли вы ждете, что я вам отвечу, мистер Холмс.

– Вы хотите сказать, что не знаете?

– Заходите сюда, прошу вас. Будьте так любезны.

Блессингтон провел нас в свою спальню – просторную и уютно обставленную.

– Вот, посмотрите. – Он указал на черный сундучок в ногах кровати. – Я никогда не был богачом, мистер Холмс. За всю жизнь я сделал всего одно вложение – доктор Тревельян подтвердит. Но я не доверяю банкирам. Не доверяю – и точка, мистер Холмс. Между нами, вся та малость, которой я располагаю, хранится в этом сундучке, а потому вам должно быть понятно, как я отношусь к тому, что какие-то неизвестные вторгаются в мое жилище.

Холмс измерил Блессингтона своим обычным пристальным взглядом и покачал головой.

– Если вы станете меня обманывать, я не смогу вам помочь.

– Но я рассказал все, что знаю.

Недовольно махнув рукой, Холмс отвернулся.

– Доброй ночи, доктор Тревельян, – попрощался он.

– Так вы не дадите мне совет? – срывающимся голосом взмолился Блессингтон.

– Сказать правду – вот мой вам совет, сэр.

Выйдя на улицу, мы направились домой. Мы пересекли Оксфорд-стрит и прошагали половину Харли-стрит, и только тут мой спутник прервал молчание:

– Простите, Ватсон, что вовлек вас в такую дурацкую вылазку. Впрочем, за этим стоит какая-то небезынтересная история.

– Я мало что понял, – признался я.

– Что ж, совершенно очевидно, что имеются двое (то есть как минимум двое – их может быть больше), кому по той или иной причине понадобился этот Блессингтон. Ничуть не сомневаюсь, что в обоих случаях молодой человек забирался в комнату Блессингтона, в то время как его сообщник искусно отвлекал доктора.

– А каталепсия?

– Симуляция, Ватсон, хотя я, пожалуй, не решусь смутить таким намеком нашего специалиста. Сымитировать эти симптомы ничего не стоит. Я и сам это проделывал.

– Что дальше?

– По чистой случайности Блессингтон оба раза отсутствовал. Необычный час для консультации был выбран, очевидно, с тем расчетом, чтобы не застать в приемной других пациентов. Однако получилось так, что он совпал с моционом Блессингтона, – значит, злоумышленники были плохо знакомы с его ежедневным расписанием. Если бы их целью было ограбление, они бы, по крайней мере, попытались найти ценности. Кроме того, по взгляду этого человека я понял, что он боится не за что-нибудь, а за свою шкуру. Трудно себе представить, чтобы он приобрел себе двух, судя по всему, смертельных врагов и сам этого не заметил. Не сомневаюсь, он прекрасно знает, кто эти люди, но имеет причины это скрывать. Возможно, завтра мы застанем его в более общительном настроении.

– А если существует другое объяснение, – предположил я, – в высшей степени неправдоподобное, но все же возможное? Что, если история с русским каталептиком и его сыном – выдумка доктора Тревельяна, который ради каких-то собственных целей побывал в комнатах Блессингтона?

В свете газового фонаря я заметил, как развеселила Холмса моя блестящая гипотеза.

– Дружище, – сказал он, – это было одно из первых предположений, пришедших мне на ум, но вскоре я убедился, что доктор говорит правду. Молодой человек оставил следы и на лестничной ковровой дорожке, так что можно было даже не рассматривать ковер в комнате. Узнав, что это была обувь на дюйм с третью длиннее, чем у доктора, и с квадратными носами (у ботинок Блессингтона они заостренные), вы согласитесь, что посторонний там действительно побывал. Но утро вечера мудренее: я очень удивлюсь, если завтрашний день не начнется с каких-нибудь новостей с Брук-стрит.

Пророчество Шерлока Холмса вскоре сбылось, причем самым драматическим образом. Утром в половине восьмого, когда только начало светать, я увидел у своей постели Холмса, одетого, как обычно, в халат.

– Ватсон, нас ожидает брум, – сказал он.

– Что случилось?

– Дело Брук-стрит.

– Что-то новое?

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги