Мы чувствовали, что Блессингтон долго изучает нас в потемках.
– Да, да, все хорошо, – услышали мы наконец. – Можете подниматься. Простите, что побеспокоил вас своими предосторожностями.
Свет на лестнице опять зажегся, и мы увидели мужчину с очень необычной внешностью, которая, как и голос, свидетельствовала о расстроенных нервах. Он был очень толст и, судя по всему, в недавнем времени был еще толще; висящие мешками щеки походили на брылы у бладхаунда; кожа имела нездоровый оттенок. Жидкие рыжеватые волосы, казалось, топорщились тем сильнее, чем более сильные его обуревали чувства. В руке он держал пистолет, но, когда мы приблизились, спрятал его в карман.
– Добрый вечер, мистер Холмс, – произнес толстяк. – Не знаю, как и благодарить вас за приезд. Мне, как никому и никогда, нужен ваш совет. Доктор Тревельян, наверное, уже рассказал вам о безобразном вторжении в мою комнату.
– Именно так, – подтвердил Холмс. – Кто были эти двое, мистер Блессингтон, и почему они вздумали вам докучать?
– Ну, – неуверенно проговорил домашний пациент, – трудно сказать. Вряд ли вы ждете, что я вам отвечу, мистер Холмс.
– Вы хотите сказать, что не знаете?
– Заходите сюда, прошу вас. Будьте так любезны.
Блессингтон провел нас в свою спальню – просторную и уютно обставленную.
– Вот, посмотрите. – Он указал на черный сундучок в ногах кровати. – Я никогда не был богачом, мистер Холмс. За всю жизнь я сделал всего одно вложение – доктор Тревельян подтвердит. Но я не доверяю банкирам. Не доверяю – и точка, мистер Холмс. Между нами, вся та малость, которой я располагаю, хранится в этом сундучке, а потому вам должно быть понятно, как я отношусь к тому, что какие-то неизвестные вторгаются в мое жилище.
Холмс измерил Блессингтона своим обычным пристальным взглядом и покачал головой.
– Если вы станете меня обманывать, я не смогу вам помочь.
– Но я рассказал все, что знаю.
Недовольно махнув рукой, Холмс отвернулся.
– Доброй ночи, доктор Тревельян, – попрощался он.
– Так вы не дадите мне совет? – срывающимся голосом взмолился Блессингтон.
– Сказать правду – вот мой вам совет, сэр.
Выйдя на улицу, мы направились домой. Мы пересекли Оксфорд-стрит и прошагали половину Харли-стрит, и только тут мой спутник прервал молчание:
– Простите, Ватсон, что вовлек вас в такую дурацкую вылазку. Впрочем, за этим стоит какая-то небезынтересная история.
– Я мало что понял, – признался я.
– Что ж, совершенно очевидно, что имеются двое (то есть как минимум двое – их может быть больше), кому по той или иной причине понадобился этот Блессингтон. Ничуть не сомневаюсь, что в обоих случаях молодой человек забирался в комнату Блессингтона, в то время как его сообщник искусно отвлекал доктора.
– А каталепсия?
– Симуляция, Ватсон, хотя я, пожалуй, не решусь смутить таким намеком нашего специалиста. Сымитировать эти симптомы ничего не стоит. Я и сам это проделывал.
– Что дальше?
– По чистой случайности Блессингтон оба раза отсутствовал. Необычный час для консультации был выбран, очевидно, с тем расчетом, чтобы не застать в приемной других пациентов. Однако получилось так, что он совпал с моционом Блессингтона, – значит, злоумышленники были плохо знакомы с его ежедневным расписанием. Если бы их целью было ограбление, они бы, по крайней мере, попытались найти ценности. Кроме того, по взгляду этого человека я понял, что он боится не за что-нибудь, а за свою шкуру. Трудно себе представить, чтобы он приобрел себе двух, судя по всему, смертельных врагов и сам этого не заметил. Не сомневаюсь, он прекрасно знает, кто эти люди, но имеет причины это скрывать. Возможно, завтра мы застанем его в более общительном настроении.
– А если существует другое объяснение, – предположил я, – в высшей степени неправдоподобное, но все же возможное? Что, если история с русским каталептиком и его сыном – выдумка доктора Тревельяна, который ради каких-то собственных целей побывал в комнатах Блессингтона?
В свете газового фонаря я заметил, как развеселила Холмса моя блестящая гипотеза.
– Дружище, – сказал он, – это было одно из первых предположений, пришедших мне на ум, но вскоре я убедился, что доктор говорит правду. Молодой человек оставил следы и на лестничной ковровой дорожке, так что можно было даже не рассматривать ковер в комнате. Узнав, что это была обувь на дюйм с третью длиннее, чем у доктора, и с квадратными носами (у ботинок Блессингтона они заостренные), вы согласитесь, что посторонний там действительно побывал. Но утро вечера мудренее: я очень удивлюсь, если завтрашний день не начнется с каких-нибудь новостей с Брук-стрит.
Пророчество Шерлока Холмса вскоре сбылось, причем самым драматическим образом. Утром в половине восьмого, когда только начало светать, я увидел у своей постели Холмса, одетого, как обычно, в халат.
– Ватсон, нас ожидает брум, – сказал он.
– Что случилось?
– Дело Брук-стрит.
– Что-то новое?