Записки о Шерлоке Холмсе

Свою нервную, отрывистую речь незнакомец перемежал смешками, но почему-то он пугал меня еще больше, чем мистер Латимер.

«Чего вы от меня хотите?» – спросил я.

«Всего лишь задать несколько вопросов греческому джентльмену, который у нас гостит, и перевести ответы. Но если вы добавите хоть слово к тому, что велено перевести, тогда… – Незнакомец снова нервно хихикнул. – Тогда вы пожалеете, что родились на свет».

Открыв дверь, он провел меня в комнату с очень богатой, как мне показалось, отделкой, хотя и тут горела вполсилы единственная лампа. Ясно было, что помещение большое и, судя по толщине ковра, в котором утопали мои ноги, роскошно обставленное. Я замечал то обитые бархатом стулья, то высокий камин из белого мрамора, то как будто японские доспехи рядом с камином. Прямо под фонарем стоял стул, и старший сделал знак, чтобы я сел. Младший нас покинул и неожиданно вернулся через другую дверь, ведя с собой какого-то джентльмена в одеянии, похожем на просторный халат. Когда джентльмен, медленно приблизившись, ступил в круг тусклого света, я разглядел его и вздрогнул от ужаса. Смертельно бледный и страшно худой, он смотрел горящим взором человека, изнуренного телесно, но не сломленного духом. Но более, чем признаки физического истощения, меня поразило его лицо с нелепыми крестообразными наклейками из лейкопластыря и плотно залепленный пластырем рот.

«Гарольд, у тебя найдется грифельная доска? – крикнул старший. Тем временем странная тень человека скорее рухнула, чем опустилась на стул. – Руки у него развязаны? Так дай ему карандаш. Вам нужно будет задавать вопросы, мистер Мелас, а он станет писать ответы. Прежде всего спросите, согласен ли он подписать бумаги».

Глаза джентльмена сверкнули.

«Никогда!» – написал он по-гречески на грифельной доске.

«Ни при каких условиях?» – спросил я по приказу нашего недруга.

«Только если ее обвенчает в моем присутствии знакомый мне греческий священник».

Незнакомец в очередной раз злобно хихикнул.

«Вы понимаете, что вас в этом случае ждет?»

«О себе я не забочусь».

Из таких вот вопросов и ответов и состояла наша наполовину устная, наполовину письменная беседа. Снова и снова мне приходилось спрашивать, согласен ли он смириться и подписать документы. Снова и снова следовал тот же исполненный негодования ответ. Но скоро мне пришла в голову счастливая мысль. Я стал к каждому вопросу присоединять несколько слов от себя, вначале невинных, чтобы определить, не понимает ли кто-нибудь из сообщников хоть немного по-гречески. Не заметив никаких признаков этого, я повел более опасную игру. Разговор шел примерно так:

«Упрямство вам не поможет. Кто вы?»

«Мне все равно. Я не из Лондона».

«Вам останется пенять только на себя. Как давно вы здесь?»

«Пусть будет так. Три недели».

«Владения вам все равно не достанутся. Вас пытают?»

«Зато не попадут в руки негодяям. Меня морят голодом».

«Подпишите и будете свободны. Что это за дом?»

«Никогда. Не знаю».

«Этим вы ей не поможете. Как ваше имя?»

«Пусть она сама мне это скажет. Кратидес».

«Вы ее увидите, если подпишете. Откуда вы?»

«В таком случае я никогда ее не увижу. Из Афин».

Еще пять минут, мистер Холмс, и я бы прямо у них под носом выведал всю историю. Дело могло бы проясниться уже после следующего вопроса, но тут дверь распахнулась и в комнату вошла женщина. Я смог разглядеть только, что она высока ростом и изящна, волосы у нее черные, платье белое, свободного покроя.

«Гарольд, – заговорила женщина по-английски с сильным акцентом, – я не могу дожидаться. Наверху так одиноко – ведь там, кроме… О боже, да это Павел!»

Последние слова женщина произнесла по-гречески, и в тот же миг мужчина отчаянным усилием сорвал со рта пластырь и с криком «София, София!» бросился ей в объятия. Но вместе они пробыли недолго: младший из сообщников схватил женщину и вытолкал из комнаты, а старший, легко одолев своего истощенного пленника, уволок его в другую дверь. Когда я остался один, у меня мелькнула мысль, что надо бы раздобыть какую-нибудь подсказку, которая поможет узнать, что это за дом. К счастью, я успел только вскочить на ноги: в дверном проеме уже стоял старший сообщник и сверлил меня взглядом.

«Мы в вас больше не нуждаемся, мистер Мелас, – сказал он. – Как вы поняли, мы доверились вам в весьма личном деле. Мы бы вас не побеспокоили, если бы наш друг, который владеет греческим и начал эти переговоры, не был вынужден, в силу обстоятельств, вернуться на Восток. Пришлось искать ему замену, и, к счастью, мы услышали о вас».

Я поклонился.