Записки о Шерлоке Холмсе

– Вы могли заметить следы тех же колес, ехавших в противоположную сторону. Но следы, ведущие от дома, много глубже, из чего мы можем заключить, что карета была тяжело нагружена.

– Тут вы меня обскакали, – признал инспектор, пожимая плечами. – Эту дверь взломать непросто, но придется попробовать, если не достучимся.

Он стал громко стучать дверным молотком и звонить в колокольчик, но отклика не было. Холмс куда-то исчез, но вскоре вернулся.

– Я вскрыл окно, – сказал он.

– Счастье, мистер Холмс, что вы стоите на стороне закона, а не наоборот, – заметил инспектор, увидев, каким хитроумным способом мой друг отжал задвижку. – Думаю, в этих обстоятельствах мы вправе войти без приглашения.

Один за другим мы проникли в большое помещение – очевидно, то самое, куда привели в тот раз мистера Меласа. Инспектор зажег свой фонарь, и при свете мы разглядели две двери, занавес, лампу и японские доспехи, которые описывал переводчик. На столе нашлись два стакана, пустая бутылка из-под бренди и остатки еды.

– Что это? – внезапно спросил Холмс.

Мы насторожились. Где-то у нас над головами слышались как будто тихие стоны. Мой друг выскочил в холл. Зловещие звуки доносились с верхнего этажа. Холмс ринулся к лестнице, мы с инспектором следовали за ним по пятам, Майкрофт поспешал, насколько позволяла его полнота.

На третьем этаже оказалось три двери, и стоны, то пронзительные, то переходившие в глухое бормотанье, звучали за средней. Она была заперта, но из замочной скважины торчал ключ. Распахнув дверь, Холмс ворвался внутрь, но тут же выбежал, держась за горло.

– Угарный газ! – крикнул он. – Пусть развеется.

Мы заглянули в комнату. Тьму рассеивало только тусклое голубое пламя, мерцавшее в небольшом медном треножнике, который стоял в центре. На полу лежал круг неестественно-синеватого света, за пределами которого в тени смутно виднелись два человека, жавшиеся к стене. Из открытой двери потянуло ядовитым дымом; мы стали кашлять и задыхаться. Холмс взлетел на самый верх лестницы, чтобы глотнуть свежего воздуха, затем вбежал в комнату, поднял оконную раму и вышвырнул медный треножник в сад.

– Еще минута, и мы сможем зайти, – выдохнул он, снова выбежав за порог. – Где свеча? Сомневаюсь, что в такой атмосфере можно зажечь спичку. Посвети у двери, Майкрофт, и мы их вынесем!

В доли секунды мы добрались до отравленных и выволокли их в холл. Оба были без сознания, с синими губами, опухшими лицами, выкаченными глазами. Черты их были искажены настолько, что лишь по черной бороде и плотному сложению мы узнали в одном из пострадавших грека-переводчика, с которым всего несколько часов назад расстались в клубе «Диоген». Руки и ноги его были крепко связаны, глаз окружал огромный синяк. Второй пленник, также крепко связанный, был высокий мужчина в предельной стадии истощения; лицо его испещряли нелепые наклейки из пластыря. Когда мы опустили его на пол, он перестал стонать, и я сразу понял, что ему мы уже ничем не поможем. Убедившись, что мистер Мелас еще жив, я прибег к помощи нашатырного спирта и бренди. Не прошло и часа, как переводчик открыл глаза, и я был счастлив знать, что отвел его от долины мрака, где сходятся все пути человеческие.

Его незамысловатый рассказ подтвердил все наши догадки. Посетитель, войдя к нему комнату, извлек из рукава дубинку, налитую свинцом, и переводчик так испугался скорой и неминуемой смерти, что дал похитить себя во второй раз. Влияние этого хихикающего негодяя на несчастного лингвиста было почти месмерическим; при одном его упоминании у переводчика тряслись руки и бледнели щеки. Мистера Меласа спешно доставили в Бекенем и снова заставили быть посредником в разговоре, причем двое англичан угрожали пленнику немедленной смертью, если он не исполнит их требований. Наконец, убедившись, что угрозами пленника не сломить, его вернули в узилище, Меласа же обвинили в предательстве, о котором свидетельствовало газетное объявление, и оглушили ударом трости. Далее он ничего не помнил, пока не увидел наши склоненные лица.