Пресс-конференцию назначили на вечер, но журналисты уже с обеда толкались в отеле. Великий отшельник собирался нарушить обет молчания, это разжигало страсти. Правда, доктор Хэссоп и литературный агент Беллингера следили за тем, чтобы до пресс-конференции к старику никто не попал. «О чем Беллингер хочет сообщить прессе?» – «Узнаем вечером». – «Как Беллингер чувствует себя?» – «Превосходно. Он даже позволил себе глоток виски». – «Он пьет?» – «Беллингера можно отнести к умеренным трезвенникам». – «А как с депрессией? Правда, что Беллингер страдает приступами депрессии?» – «Ноу коммент!» Доктор Хэссоп великолепно держался перед журналистами. И литературный агент поддерживал его. Вдвоем они отбили все предварительные атаки журналистов. Готовит ли Беллингер к изданию какие-то новые вещи? Он что-нибудь написал за годы затворничества? У него есть любовницы? Ну и так далее.
За пятнадцать минут до начала пресс-конференции в номере Беллингера раздался телефонный звонок. Старик сам снял трубку, но разговор был коротким. Если быть точным, разговора, в общем, и не было. Кто-то произнес в трубку два или три слова. Беллингер даже не ответил. Он аккуратно опустил трубку на рычаг, подошел к письменному столу, выдвинул нижний ящик и что-то из него достал. Доктор Хэссоп и литературный агент стояли у окна, обсуждая какую-то новость. Когда прогремел выстрел, им осталось лишь вызвать врача и полицию. Беллингер застрелился из старого немецкого вальтера.
Что это был за звонок?
Беллингер начал разговаривать по телефону?
На вилле «Герб города Сол» он не позволял себе этого.
4
«Господи! Господи! Господи! Господи!»
Я вытащил Джека Берримена с острова Лэн, а Джек вытащил меня из бэрдоккской истории. Мы много раз рисковали, но поддерживали друг друга. А вот старику Беллингеру, насколько я мог судить, не на кого было опереться. Вообще, что надо услышать по телефону, чтобы, повесив трубку, не раздумывая пройти к столу, вытащить пистолет и пустить пулю в лоб, не обращая никакого внимания на людей, которые, может быть, могли помочь ему?
К черту! Я ничем не хотел забивать голову.
Я устал от вранья; я сам не раз прикладывал руку к вранью.
Я чувствовал, что вокруг Беллингера теперь забушует океан вранья. Я даже с Паном не встречался двое суток – валялся на пляже, благо вновь появилось солнце. Но потом резко похолодало, и я появился у Пана.
– Вам надо купить плащ или пальто, – заметил он, критически оглядев мою куртку. – Что вы предпочитаете?
– Мне все равно.
Он подмигнул:
– Могу дать машину.
– Машину?
– Ну, ну, – поощрил меня Пан, потирая рукой длинный небритый подбородок. – Иногда полезно развлечься. Только я предупреждал, у нас дороги неважные. Может, составить компанию?
– Не стоит.
– Я вижу, вы не из трусливых.
Он растянул тонкие губы в глупой усмешке, и я вдруг увидел, что он не просто пьян, а по-настоящему пьян. Если он свалится с машиной с обрыва, здесь тоже не будет отбоя от полицейских и журналистов.
– Давайте ключи, – сказал я. – Поменяемся ролями. Я за припасами, вы на пляж.
– На пляж? – Эта мысль развеселила Пана. – Почему не поваляться на камешках, пока они не остыли, правда? – И пожаловался: – Я даже пугаться стал с опозданием. С чего бы это? Поворот за спиной, а меня морозом прихватывает.
– Это джин, – сказал я. – Реакция на большие порции джина. Что вам привезти?
– Привезите свежие газеты. Что попадет под руку, то и берите. Ну и кое-что от зеленщика. Он знает, что именно я всегда беру. Скажите ему, что вы от Пана, он сам соберет корзину.
Я кивнул. Я чувствовал: заляжет Пан не на теплых камешках, а в кресле у окна с бутылкой джина в руках. Дай бог, если к моему возвращению в бутылке останется хотя бы капля.
Но насчет дороги Пан нисколько не преувеличивал. Некоторые повороты оказались даже опаснее, чем я думал.
Тут мало кто ездил. Я едва успевал проскакивать над обрывами, подернутыми глубокой океанской дымкой, а пару раз легонько царапнул крылом о нависающие над дорогой скалы.
Глухо. Ничто не радовало взгляд.
И городок оказался под стать дороге – убогим и пыльным.
Аптеки и бары пусты, в магазинах ни души, даже зеленщика я разыскал с трудом. Тоска провинции запорошила глаза единственному встретившемуся мне полицейскому. Он кивнул мне, как старому знакомому, но к машине не подошел.
У первой телефонной будки я остановил машину.
– Наконец-то, – сказал доктор Хэссоп, удостоверившись, что голос в трубке принадлежит мне.
– Я не хотел звонить раньше.
– А почему звонишь сейчас?
– Я видел газеты.
Доктор Хэссоп сразу понял, что речь идет о Беллингере, но ничего не сказал.
– Это
– Скорее всего.
– Планируете продолжение?
– Его не надо планировать. Оно неизбежно. Как ты?
– Теперь лучше.
– Перед отъездом ты выглядел неважно.
– Теперь лучше, – повторил я. – Я вам нужен?
– Наверное, скоро понадобишься.
– Как скоро?
– Ты поймешь сам.
– То есть вы дадите мне знать?