Записки простодушного. Жизнь в Москве

7. Трудно определить границы допустимого в случае, когда объектом комического является п р о и з в е д е н и е и с к у с с т в а. Крылов сказал (и лучше об этом не скажешь):

Таланты истинны за критику не злятся:
Их повредить она не может красоты,
        Одни поддельные цветы
              Дождя боятся.

Владимир Новиков указывает целый ряд эпизодов из жизни Жуковского, Пушкина, Блока, Ахматовой и других авторов, которые не прочь были посмеяться над пародийной переделкой своих произведений, а то и провоцировали подобные переделки («Книга о пародии»).

Авторы иногда и сами над собой подсмеивались. Вот, например, автоэпиграмма Вас. Вас. Капниста, предшественника Пушкина:

Капнúста я прочёл и сердцем сокрушился:
Зачем читать учился!

Многие пародии достаточно добродушны. Владимир Соловьёв, крупнейший русский философ XIX в., был также талантливым журналистом и поэтом. Ему принадлежит остроумная пародия на поэтов, увлекающихся модной так наз. «зоологической метафорой» (типа: Разрежем / общую курицу славы Маяковского):

На небесах горят паникадила,
        А снизу — тьма.
Ходила ты к нему, иль не ходила?
        Скажи сама!
Но не дразни

гиену подозренья,        Мышей тоски!Не то, смотри, как леопарды мщенья        Острят клыки!
И не зови сову благоразумья        Ты в эту ночь!
Ослы терпенья и слоны раздумья        Бежали прочь.
Своей судьбы родила крокодила        Ты здесь сама.
Пусть в небесах горят паникадила, —
        В могиле — тьма.

Подтрунивание над читателем — явление достаточно редкое, требует полной раскованности мысли и технической изощрённости. Как правило, это позволяли себе лишь такие мастера как Пушкин в «Евгений Онегине»:

Мечты, мечты! где ваша сладость?
Где, вечная к ней рифма,

младость?И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей…
(Читатель ждёт уж рифмы розы;На, вот возьми её скорей!)

Пушкин подшучивает над читателями (и, разумеется, над поэтами, довольствующимися избитыми рифмами). Но при этом Пушкин использует смелый приём, делающий его самого лёгкой добычей пародиста А. Архангельского:

Обилие стихов и прозы
Завбибов делает бодрей.
(Читатель рифмы ждёт: колхозы!
На, вот возьми её скорей!)

(Завбиб — заведующий библиотекой).

Впрочем, Архангельский пародирует здесь не столько Пушкина, сколько советских поэтов, с языка которых не сходило слово колхозы.

Но — есть граница допустимого.

Благодатной пищей для множества пародистов послужили строки А. Ахматовой Я на правую руку надела / Перчатку с левой руки. Приведу лишь одну из пародий, на мой взгляд, наиболее удачную:

Но теперь, уступивши мужскому насилью,
Я скорблю глубоко!..
… Я на бледные ножки надела мантилью,
А на плечи — трико…

(Дон Аминадо).

Зиновий Паперный «подловил» Евгения Евтушенко на необычном использовании категории грамматического рода:

За мёдом на Черёмушкинском рынке
Поэт стояла

…

— и показывает, как можно было бы подобным образом сказать о само́м Евтушенко:

Евтушенко писало,
что стояла поэт.
Евтушенко считало,
что родов больше нет.
Евтушенко старалось
доказать — всё равно
у народа осталось
Евтушенко одно

(пример заимствован нами из «Книги о пародии» Владимира Новикова).

Приведённые пародии, на мой взгляд, ещё на грани допустимого. Но явно за гранью грубые эпиграммы артиста Валентина Гафта, который не щадит никого, даже женщин:

Россия! Чуешь этот странный зуд?!
Три Михалкова по тебе ползут

(Н. В., Н. С. и А. С. Михалковым).

Он — странный. Будешь странным тоже,
Коль странность у тебя на роже.
Но иногда бывает так:
И очень странный и дурак.

(В. Никулину — артисту цирка и кино).