Записки простодушного. Жизнь в Москве

Художественная литература — результат тщательной обработки, адресована массовому читателю, здесь языковые неточности и невольный комизм особенно нежелательны. Однако они встречаются, и нередко.

Андрей Белый вспоминает грубую ошибку в устном выступлении А. Веселовского: «Джордано Бруно, стоя одною ногою во мраке средневековья», — и далее, далее, далее (нагромождения придаточных предложений, во время которых оратор забыл, что «ногою»), — «другою приветствовал он зарю возрождения» (А. Белый. На рубеже двух столетий).

Подобные неточности, вызывающие, вопреки воле автора, комический эффект, не раз служили предметом осмеяния. А. Измайлов в книге «Пятна на солнце» приводит много неточностей вроде лермонтовского «Терек прыгает, как львица с косматой гривой на хребте» (у львиц нет гривы).

Нередко к неожиданной двусмысленности приводит употребление многозначных слов и словосочетаний. Для каламбуриста подобные случаи возникновения двусмысленности — хлеб насущный, однако в «серьёзном» речевом общении каламбуры иногда — неожиданные и нежеланные гости, за которых говорящие даже извиняться вынуждены («Простите за невольный каламбур!», «Извините за дурной каламбур!»).

Непримиримым борцом с неосознанными каламбурами был А. Крученых. Он отмечал, что удачный каламбур «усиливает и обогащает звучание стиха», но в речи встречается громадное количество неосознанных каламбуров, сдвигов, которые способны, особенно при чтении вслух, «превратить в фарс любую оду», напр.: «И шаг твой землю тяготил» (ишак, у Брюсова). Крученых призывает «учредить особую „сдвиговую милицию“ для ловли сдвигов у зазевавшихся авторов». В число «зевак» попадает у Крученых Пушкин! А. Крученых нашёл у него 7000 «незаконнорожденных» — неосознанных каламбурных и сдвиговых строк, как, например, следующие:

Проклятье, меч и крест и кнут (На Фотия) [ «Бедные меч и крест — они икают!» — замечает Крученых];

носатые стихи: Но с бочкой странствуя пустою… (Послание Лиде) [у Лиды нос бочкой, да ещё пустою!..]; Но с пламенной, пленительной, живой… (Голицыной) [у Голицыной пламенный нос] (А. Крученых. 500 новых острот и каламбуров Пушкина. М., 1924).

Крученых излишне придирчив при «перетряхивании пушкинской тоги»: во многих из приводимых им примеров двусмысленность в стихах возникает не на письме, а лишь при чтении вслух. Однако его предостережение против неосознанных каламбуров уместно и для современных поэтов.

Установка на комическое

Говорящий (пишущий) нередко специально сигнализирует, что его слова — шутка, чтобы слушающий (читающий) испытал не досаду и недоумение, а желание поддержать игру и попытаться вскрыть глубинное намерение автора.

Из способов обозначить эту нарочитость, эту преднамеренность укажу два — самый примитивный и самый изощрённый. Примитивный, лобовой — это пояснения говорящего типа: Шутка! Шучу! Среди других способов дать установку на комическое наиболее интересен п е р е п е в, «перелицовка» широко известных художественных произведений. Эта тема исчерпывающе полно исследована Владимиром Новиковым в «Книге о пародии» (М., 1989).

Вот пример перепева — у Некрасова:

И скучно, и грустно, и некого в карты задрать
В минуту карманной невзгоды.
Жену? … но что толку жену обыграть —
Ведь ей же отдашь на расходы!

Использование Некрасовым стихов Лермонтова — не едкая пародия (он Лермонтова любил!), а способ сигнализировать читателю о комической направленности стихотворения и усилить комический эффект.

Функции языковой шутки

Шутки с достаточной определённостью делятся на две большие группы: 1) абстрактные шутки, абстрагированные от конкретных лиц и жизненных событий, ни для кого не обидные; 2) конкретные шутки, преследующие определённую жизненную цель, затрагивающие конкретных лиц или персонажей художественных произведений.

1) Абстрактные шутки.

Основная их цель — развлечь себя, собеседника или третьих лиц, читателей:

Ныне люди таковы: унеси что с чужого двора — вором назовут (В. Даль. Пословицы русского народа).

— Не видите — я занят, — надменно произнес туалет (А. Кнышев).

Каков стол, таков и стул.